Лондон встречал сухой пасмурной осенью. Это было, надо вам сказать, весьма редкое явление в этом городе, особенно для конца октября. Я не видел такой осени очень и очень давно. Яркие рыжие листья еще не до конца опали, желтая трава робко колыхалась на ветру. Даже туман куда-то отступил. Было ярко. И светло. Знаете, когда ты почти всю жизнь живешь в городе, заточенном в гранитные мостовые и мраморные набережные, то начинаешь невольно радоваться простым вещам. Ничего не имею против гранитных мостовых! Лондон — очень технологичный город. В конце концов, именно здесь впервые в мире несколько десятилетий назад додумались опустить поезда под землю. Так и появилось метро. Но сейчас я в нем не нуждался.
Я только сошел с поезда на вокзале Сент-Панкрас. Состав прибыл на станцию в 9:19, опоздав на четыре минуты. Не критично и ожидаемо. Сегодня я никуда не спешил: лекция была назначена на десять утра ровно, в библиотеке Университетского колледжа Лондона. От Сент-Панкраса это двадцать минут медленным шагом через Гордон-сквер. Гулять пешком мне нравилось: прогулка придавала ясность уму и расслабляла, помогала рассеять мрачные мысли. А их отчего-то было много. Я прожил достаточно насыщенную жизнь, заслужив и седину на висках, и ученую степень, и мировые публикации. Кстати, позвольте представиться. Профессор Джеймс Джонсон, сорок семь лет, востоковед, холост. Выпустился я из того самого Университетского колледжа почти тридцать лет назад. Студенческие годы были порой хоть и мимолетной, но достаточно светлой и насыщенной. Может, я не стал главной звездой выпуска, но фундамент для жизни получил хороший. После колледжа долго жил в Индии. Это не входило в мой изначальный план, но я рад, что обстоятельства сложились именно так, а не иначе: то были обстоятельства, а не мой выбор. В юные годы меня всё-таки больше привлекал Китай. А сейчас я один из самых известных индологов во всем Соединенном Королевстве. Да, я горжусь этим. Но эти… Эти ревущие двадцатые…
Что-то невидимое колыхало старушку Европу. Как будто бы вороны в поле поняли, что пугало ненастоящее, и теперь пытались скинуть его с шеста ударами мощных крыльев. Волнения в Индии были сильные, выливались в открытые антибританские настроения. Собственно, именно из-за них я был вынужден вернуться три года назад из Дели обратно в Англию и поселиться на окраине Лондона. Наше правительство почему-то ожидало кровавого бунта и какой-то резни, разговоров об этом было много: например, с утра в поезде я слышал, как пожилая леди рассказывала своим попутчицам в накрахмаленных чепчиках о том, как неприкасаемые живьем сожгли трех британских солдат. Я не поверил. Эту байку я слышал еще на первом курсе от моего приятеля Айвана, только рассказывал он ее интереснее. Нет, в насильственный исход я не верил, тем более, индусам с их мировоззрением философия сантьяграхи была куда ближе.
Не возьмусь рассуждать о том, что будет, в конце концов, я не предсказатель со стеклянным шаром, да и даже предполагать здесь было бы тяжело. Но что-то точно изменится. Сильно изменится. Так я и шел, погруженный в свои мысли, тихо шаркая по плитке и с хрустом раздавливая ботинками случайные сухие листочки. Мимо, гудя мотором и поскрипывая корпусом, проехал новенький Ford T, и я невольно обернулся ему вслед. Автомобилей на дорогах становилось всё больше и больше. Это вызывало приятное удивление.
В общем, так я и шел, думая о жизни, об истории, о текущей политической обстановке… О всяком разном и неприятном, о чем только люди могут думать с утра. Казалось, именно за этим меня сегодня и позвали — обсудить прошлое и возможное будущее британских индийских колоний. Но нет, всё оказалось куда проще. Я шел читать вводный курс первокурсникам-искусствоведам на тему связи индуизма и декоративно-изобразительного искусства в Индии. Хорошая тема, простая и интересная. Признаться, говорить о ней я мог часами. Именно поэтому мой приятель Айван, учившийся вместе со мной на курсе, а теперь работающий методистом на нашем факультете, поставил ограничение по времени в три часа с перерывом. Ну и ладно. Я и так справлюсь.
За размышлениями не заметил, как ноги сами донесли меня до огромного здания библиотеки с широкой лестницей. Я остановился и посмотрел на наручные часа. 9:38. Прекрасно. У входа меня уже ждала девушка-библиотекарь. У нее были очень светлые волосы, завитые крупными локонами, тонкие брови, выщипанные по моде, и красивый розовый костюм с юбкой. Я знал ее, уже видел на своих лекциях, но имя ее, к своему стыду, забыл. Поэтому, когда она поприветствовала меня, я лишь скромно улыбнулся и кивнул. Она сказала, что отведет меня в нужную аудиторию, и я снова покорно кивнул. Можно было построить из себя всезнайку и сказать, что я и без того помню все эти коридоры, но нет. Эти коридоры уже были другими. Всё текло и менялось. Но это и хорошо. Трещины в потолке замазали штукатуркой, в читальном зале обновили мебель — теперь там всем хватало места за столами, а стулья не скрипели при каждом движении. Я даже слегка позавидовал молодежи.
Блондинка отвела меня в аудиторию, где, кроме меня, пока никого не было, и я принялся раскладывать материалы. Конечно же, я подготовился. Принес с собой фотокарточки и репродукции, книги с иллюстрациями, и, конечно же, духи. Мои лекции в основном посещали юные прекрасные особы, и мне очень нравилось удивлять их красотами востока и терпкими пряными аромамаслами. Пока у меня дома не кончились благовония, я приносил и их — поджигал с каждой группой — но когда я уезжал из Дели, то собирался впопыхах и как-то даже не подумал купить запас сувениров. Признаться, единственное, о чем я переживал, так это о том, что больше никогда не попробую палак панир. И не зря переживал: в Лондоне его подают очень редко и готовят очень плохо.
Разложив учебники, я присел за длинный стол и вздохнул. Хотелось очистить мысли от всего ненужного. Блондинка любезно принесла мне тематический плакат, иллюстрирующий разнообразие божественного пантеона в индуизме, за что я снова поблагодарил ее. В аудиторию начали стекаться студенты, и девушка заняла место среди них. Я следил за бегающей молодежью абсолютно рассеянным взглядом. Стоит отметить, что публика мне попалась хорошая. Ближе к началу они окончательно расселись и замолчали. Еще раз сверившись с наручными часами, я встал, поприветствовал собравшихся и объявил тему лекции. А потом просто… Говорил.
Говорил про трех богов: про Брахму, который создал мир, про Вишну, который хранил его и берег, и про Шиву — разрушителя. Рассказал про невероятных размеров храмовые комплексы, в которых я в юности бегал босыми ногами, чьи статуи и рельефы приходил рассматривать позже. Знаю, они и без того кажутся огромными и величественными на картинках, но в жизни это что-то совсем иное, будто бы сотканное из тончайших материй бытия, и выстроенное на фундаменте строгих, но благосклонных убеждений. Рассказал и про знаменитый Тадж-Махал. Он был громадным, полностью каменным, но мне он казался легким, словно воздушный замок, свободным, и, главное, тихим. Странно, но это самое яркое, что я запомнил оттуда. Толпы паломников, местные, живущие почти впритык к мавзолею — и тишина. Громкая тишина, звенящая, заполняющая собой всё. Помню, я очень боялся ее разрушить и шел, практически не наступая на пол. Показал и фотокарточки. Я очень гордился своей коллекцией снимков из Красного форта в Агре. Как минимум, из-за того, что пришлось два дня тащить на себе огромную фотокамеру, чтобы сделать их. Сейчас я бы не решился на такие подвиги, но что только не сотворишь по молодости и глупости! Фотографии получились шикарные. Да и место само по себе будто бы отправляло тебя в Древнюю Индию. Казалось, в форте время просто замерло. Шумные рынки, огромные прилавки со специями и финиками, пестрые ткани, цокающие копыта ослов, везущих на себе тюки с товарами… И да, тогда я был, как те ослы. Только с фотокамерой. О, и слоны! Конечно же, я рассказал студентам про слонов.
В общем, если отбросить в сторону самоиронию, то лекция удалась на славу. Как минимум, меня слушали и задавали вопросы. Вовлеченность аудитории — вот что, как я считал, определяло успех лектора. Вопросы, кстати, были самые разные. Про экзотические растения, про систему богов, про театры, про традиционные празднования. И уже когда я решил, что мы закончили, девушка, сопроводившая меня до аудитории, подняла руку, мило улыбнулась, и, привстав с места, спросила меня:
— Профессор Джонсон, скажите, пожалуйста, почему из всего разнообразия восточных стран вы выбрали именно Индию? Может быть, что-то послужило отправной точкой, вы не помните?
Я открыл рот и задумался. Господи, ну конечно же! Конечно же, я помнил.
Дело было почти тридцать лет назад, когда я сам был таким же студентом, как и те молодые люди, что сидят сейчас передо мной. Я только выпустился и не знал до конца, чем именно займусь. Моя мама служила оперной певицей, и большую часть детства я провел в ее гримерке театра. Я видел множество музыкальных спектаклей, застал и гастроли китайской труппы. Тогда это показалось мне очень пленительным, да и сам Китай в те годы был окутан заманчивой дымкой тайны, которую мне так хотелось хоть немного развеять, заглянуть туда, куда никто не заглядывал. Когда я повзрослел, Китай отчего-то перестал казаться мне таким мистическим. Однако стать именно китаистом было моим единственным планом. Как я уже говорил, у жизни на меня были другие виды. Обстоятельства складывались совсем не так, как мне представлялось. Если честно, я просто держал в голове картинку, а что с ней делать, не имел понятия. Всё решил случай. Мой приятель предложил съездить на полгода в Индию развеяться, подумать о жизни. Его отец держал огромные чайные плантации, небольшую коммерчески успешную сеть магазинов с чаем и приправами в центре Лондона и несколько чайных точек в Бирмингеме. Думаю, не стоит говорить, что их семья была более чем обеспеченной. Ждали меня исключительно в качестве гостя и приятной компании, и отказались брать с меня хоть какие-то деньги за паром или проживание. Когда молодому человеку выпадает возможность увидеть мир, при этом не заплатив ни цента, он соглашается, не раздумывая. Согласился и я.
Переправу я не помню. Помню, было шумно, мои приятели играли в карты с моряками, по вечерам кто-то скрипел на аккордеоне. Меня тогда схватила и несколько раз вывернула наизнанку морская болезнь. Еще бы, я впервые так далеко куда-то плыл! Поэтому сошествию на берег Индийских колоний я радовался больше всех. Потом еще почти сутки мы тряслись в поезде. К своему стыду, я и не знал, что в Индии уже развито железнодорожное сообщение. Я представлял себе этот край исключительно диким, живущим чуть ли не в джунглях. Думаю, мое невежество простительно: я был глупым юнцом.
Добравшись до нужного места, я был ужасно вымотан и уже не видел в этой затее ничего лестного. Было жарко, ужасно жарко — не сравнится с Англией — и очень душно, влажно: пари́ло, но в небе не было ни намека даже на малейшее облачко. Казалось, у солнца здесь были какие-то счеты со мной, и оно хотело зажарить меня, как бекон к утреннему омлету. Встретили нас хорошо. Я перестал ныть, когда мне показали отдельную комнату с окнами под потолком, мозаикой голубого цвета на полу и огромной мягкой кроватью. Дом был больше похож на дворец. Сначала даже показалось, что мы приехали сюда на экскурсию. Оно и не удивительно. Всё было построено из камня и отделано мрамором цвета слоновой кости. Очевидно, что строили этот дом на манер старой Англии. Это было вытянутое здание с небольшими треугольными крышами, которые были украшены каким-то красным камнем, с флигелем, с маленькими балкончиками и фасадами с рельефами львов и тигров на них. Но было в этом стиле что-то такое, совершенно не наше. Я не могу назвать это чем-то восточным. Подобное я видел впервые.
В этом роскошном доме мы вели совершенно праздную жизнь: выпивали, устраивали ужины, играли в карты, травили байки, иногда ходили в гости в соседние дома. Поблизости все были плантаторами из Англии, и в целом их быт не отличался от нашего. Я жил, как праздный отшельник. Никуда не выходил. А когда не был занят разгульем, то читал книжки. Пытался выучить хинди. Не очень мне понравилось в Индии, и я уже ждал скорейшего возвращения домой, думал начать готовиться к экзамену на синолога.
Всё изменил один день и один невероятный случай. Это был конец октября, как сейчас. Осени в Индии были совершенно другими. Ничего не увядало, не меняло свой цвет. Солнце наконец-то переставало печь. Я бездельничал — собственно, ничего нового. Моим спутникам к тому моменту бездельничать надоело. Они узнали от местных на базаре, что сегодня будет отмечаться большой индийский праздник — Дивали. Он имел важное значение для индусов: означал в их культуре победу света над тьмой. В честь этого повсюду зажигали огромное множество свечей и фонариков, и ночью на главных улицах становилось светло, будто бы днем. Это было воистину огромное торжество, его праздновали пять дней подряд. Собственно, из-за его символизма мы и решили, что Дивали похож на наш День всех святых. Мы успели соскучиться по дому и по дурацким костюмам, а поэтому решили устроить свою вечеринку.
Начались приготовления. Мы убрали весь дом, позвали к вечеру гостей и принялись организовывать торжество. Было решено устроить бал-маскарад с индийским акцентом. Слуги-индусы, жившие в доме, внезапно оказались только рады нашей такой бурной деятельности. Старик-дворецкий Ямир даже достал нам откуда-то фейерверки. Он сказал, что это было очень хорошей традицией — запускать фейерверки, и чем ярче будут огни, тем счастливее будет год, богаче. Он много чего рассказывал в тот вечер, но я не слушал. Как выяснилось позже, зря. Но ведь я плохо его понимал! Знаете, даже если индус хорошо знает английский язык, говорит он на нем обычно с сильным своеобразным акцентом.
Мы были молоды, мы были свободны, нам хотелось веселья и развлечений, мы не думали о каком-то великом смысле этого торжества. Всё, чем были заняты наши мысли — вечерний маскарад. Мои товарищи решили сделать маски с лицами индуистских богов. Как могли, так и сделали, в общем-то. От традиционного изображения они оказались далеки, но были очень красочны. Кто-то приклеивал перья, камушки, обсыпал маски блестками, рисовал огромные глаза. Мы почувствовали себя детьми. Но я так не переживал. Просто намотал на голову оранжевый тюрбан и нарисовал красную точку на лбу. Помимо костюмов, нам нужно было зажечь масляные лампы. Они назывались дия. Мы купили на рынке сразу несколько коробок и принялись расставлять наши будущие фонарики вокруг дома, на балконах и в большом зале, в котором планировали устраивать танцы. Фонариков оказалось так много, что мы зажигали их несколько часов, а когда закончили, даже не заметили, как стемнело. Маленькие желтенькие огоньки заполнили светом и теплом всё вокруг.
Вскоре начали собираться гости. В масках, в костюмах, какие-то леди даже решили выгулять свои платья, привезенные из Англии. Играл местный оркестр. Я не слышал до того дня этих мелодий, но они были очень ритмичны, и мы даже могли под них танцевать. Собралось очень много гостей, и среди них было немало девушек. Все — красивые и очень элегантные. Но смотрел я в тот день только на одну.
У нее был интересный костюм: традиционное сари, расшитое золотыми нитями, и огромная маска голубого слона. Ее темные волосы были распущены, они были очень длинные и волнистые, но, казалось, нисколько ей не мешали. А как она танцевала… Меня не увлекал ни ритм музыки, ни чужие разговоры, ни общие танцы, ни интересные рассказы. Только она! Я набрался решимости и вышел танцевать с ней. Она, казалось, была этому только рада. Я пытался заговорить с ней, шутил, но девушка лишь заливисто и звонко смеялась, не ответив мне ни слова. Монетки на ее сари тихо звенели в такт ее движениям, руки двигались так плавно, будто бы в них вовсе не было костей, браслеты на запястьях из крупных бусин перекатывались туда-сюда, и это гипнотизировало. Не представляю, сколько времени прошло с того момента, как я вышел к ней танцевать, по моим ощущениям, миг, и мне так не хотелось, чтобы этот миг заканчивался! Как сейчас, помню ее длинные пышные волосы, бронзовую кожу с отблесками огней, изящные тонкие кисти рук. Это было словно наваждение. Таких девушек я не видел никогда. Ни до, ни после. Она словно была не из этого мира, будто бы сама Парвати сошла к нам. Она танцевала так, словно являлось одной из тех утонченных девушек, которые исполняли обрядовые танцы при храмах, их звали баядерами. В моих глазах она была самой настоящей богиней, нимфой, чем-то изящным, едва уловимым и волшебным.
Я не знал ее. Как позже выяснилось, ее не знал никто. Мне всеми силами хотелось продлить это сиятельное мгновение, полное музыки, танца и волшебства. И вдруг я понял. Я даже не видел ее лица! Я думал, что смогу разговорить ее, пригласить на ужин, прогуляться с ней вечером вдоль реки, но всё, что я получил, это лишь ее лучезарный звонкий смех. Вырвать меня из этого чарующего мига смог только громкий голос моего приятеля, который позвал меня по имени. Клянусь, я отвернулся к нему лишь на секунду, а когда повернулся обратно — волшебная девушка просто пропала! Испариться она не могла, и я понял, что она решила сбежать через открытые двери. Нисколько не думая, я сразу бросился за ней и успел нагнать. Запыхавшись, я схватил ее за руку и открыл рот, чтобы перевести дух и наконец-таки объясниться. Но произошло то, чего я совсем не ожидал: она сняла маску и грозно на меня посмотрела.
Под маской голубого слона скрывалась самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. Она была индуской. Я внимательно рассматривал ее, будто бы боясь, что это всё сон, и сейчас он растает у меня на глазах. У нее был аккуратный овал лица, короткий ровный нос, темные нахмуренные брови, а ее глаза… Они были огромные, очень выразительные, черные, как эта ночь, и глубокие, как Ганг. Огоньки фонариков отражались в них самым настоящим пожаром. Мне показалось, что сердце мое остановилось в этот момент. Внутри что-то оборвалось, мне будто бы не хватало воздуха. Такое прекрасное чувство я не испытывал больше никогда. Это именно то, о чем пишут в романах, то, чего леди так часто ищут в проходящих мимо джентльменах — любовь с первого взгляда.
Она смотрела так строго и серьезно, что я сразу всё понял. И отпустил ее. Мы были разными. Слишком. Всё произошло в секунду: роковое осознание, тяжесть на плечах, горькое принятие. Роман британского юноши и индийской красавицы? Нет, тогда это было просто немыслимо. Так я и остался стоять, с открытым ртом глядя ей вслед.
Так стоял и сейчас. Я уже не был юнцом, и на меня смотрела не моя баядера, а очаровательная блондинка. Я улыбнулся ей, пожал плечами, и наконец-то сказал:
— Даже и не знаю. Понимаете… Так сложились обстоятельства. Просто я влюбился в эти края.
К счастью, ей хватило этого ответа. На этом мы и закончили лекцию. Я посмотрел на наручные часы. 13:16. Прекрасно. Я еще успевал зайти к Айвану, выпить с ним чаю и узнать, как дела у его отца на плантациях.
Ред.: Мария Тухто
