I
Март 1698 года. Андреа Лекорню — Вильгельму I
Всемилостивейший государь!
Простите меня за то, что письмо не пестрит изысканными оборотами и любезностями: я никогда не был мастером по этой части. Полагаю, что вместо этого первое достоинство моих писем — краткость, второе — ясность. А недостаток — дерзость, впрочем, она весьма развлекает Ваше Величество, а потому извинительна.
Я благодарен вниманию Вашего Величества, но полагаю, что опасения на мой счет совершенно пустяшны: мне не трудно предлагать свою ничтожную фигуру для сплетен, лишь бы они не касались более значительных предметов, как то здоровье Вашего Величества и перспективы кронпринца.
О кронпринце. Вы настоятельно рекомендуете завести с ним дружбу. Я беспокоюсь о том, как бы не стали говорить, что он попал под мое иностранное влияние. Впрочем, если это угодно, я без лишних слов подчинюсь.
И последнее. Нижайше прошу, пусть Ваше Величество выдумает мне какое-нибудь дело. Если вы не желаете пользоваться моими дипломатическими умениями, то хотя бы дозвольте обучать желающих итальянскому — это будет мне приятно.
С тем остаюсь,
Вашего Величества,
Всемилостивейшего государя,
покорный слуга
Андреа Лекорню, герцог де Гри
Март 1698 года. Вильгельм I — Андреа Лекорню
Любезный Андре!
Твои письма и в самом деле меня весьма развлекают. Тому, чей отец был моим добрым другом еще во времена, когда Розенбург был лишь диким и пустынным местом, нет нужды извиняться за отсутствие цветистых фраз. По крайней мере, пока дерзость не переходит границу. Но ты же не перейдешь ее, Андреа?
Понятия не имею, о каких значительных материях ты говоришь. Если тебя занимают сплетни о собственной персоне, то так тому и быть, я мешать не стану.
О занятии. Чем дружба с моим сыном не занятие? Твоя жена уже стала фрейлиной и доброй подругой принцессы, так отчего бы тебе не занять подобающее место при кронпринце? Имей в виду, что твоих вежливых отказов я больше не хочу. Друзья — и точка.
Должны, в конце концов, у моего сына быть друзья.
Твой,
Вильгельм
P.S. Я собираюсь устроить бал для всех, кто пожелает прийти. Маскарады всегда веселят меня, но ты, если хочешь, не надевай личины. Я тоже не стану, мне подобает хотя бы иногда являться перед подданными, чтобы они не думали глупостей.
II
Март 1698 года. Андреа Лекорню — Франсуа де Марэ
Любезный друг мой!
Знаю, что в Вене празднества куда чаще и роскошнее, но всё же подумал, что тебе будет приятно узнать о бывшем у нас маскараде. Государь вовсе не стремился пышностию перещеголять своих добрых друзей, но желал подражать им, ибо их обычаи достойны.
Здесь я предвижу твой вопль: «Что?! Андреа Лекорню — на маскараде?!». Ты будешь прав в своем удивлении, однако не моя в том вина, что я там был. Король — наместник Бога на земле, и нам, смертным, надлежит подчиняться его приказам.
Слушай же, что со мной случилось и произошло.
Да будет тебе известно, что государь велит мне стать кронпринцу добрым другом, как моя супруга стала фрейлиной Ее Высочества. Уклоняться от этого я не смею, да и любезность государю мне оказать приятно, только принц Анри не так прост, чтоб к нему подступиться. Сидит он вечно среди своей свиты. А когда не сидит — водит с девками хороводы и выделывает разные проказы. И даже те, кто не признает принца в личине, тянутся к нему, как к солнцу, на маскараде он заметнее государя.
Пришла ему охота позабавиться за мой счет: видит, что я не ем, не пью и не пляшу, и посылает ко мне служанку с вином. Только вино непростое: туманит разум и заставляет непотребства творить, какие кто в тайне желает.
«Я, — говорю, — от подношения отказаться не смею, только пить буду по своему обычаю».
Подношу к губам, но не пробую. Вместо того выплескиваю за плечо, а рюмку — тотчас об пол. «Ура, — говорю, — кронпринцу!»
Тот усмехается и отвечает: «Знаю, кто ты, и вижу, что ты мои обыкновения знаешь. Какое дело у тебя ко мне?»
«Пришел по велению государя, но дела своего никому, кроме вас, открывать не хочу».
«Так и быть, — он снял с пальца перстень и бросил в толпу. — Найдешь, говорить с тобой буду, не найдешь — прогоню со двора».
Делать нечего — откланялся, да и дал себя увлечь маскам, хоть веселиться и плясать не было охоты. За то и не люблю маскарады, что лица в них не увидать, а среди ряженых и не различишь, мужчина ли, женщина, ангел ли, дьявол или цветочный горшок. Все платья одинаково шиты золотом и каменьями, все черты спрятаны, а пальцы кого ни попадя усажены кольцами и перстнями.
Вдруг увидел я, что у одного пригожего господина на руке алеет рубин в золотой оправе. «Дай, — говорю, а он головой мотает: не дам. — Так продай». Глухой голос из-под маски: «И продавать не стану».
«Так чего хочешь?». Маска помолчала с минуту и говорит: «Танцуй со мной». «Не бывать тому! — говорю. — Где это видано, чтоб мужчина с мужчиной танцевал!» «Танцуй со мной!» — повторила маска. Тут мое терпение лопнуло: «Станцуем со шпагами в руках!»
А господин захохотал еще сильнее и бросился бежать. Трус со взорами песьими! Я за ним — накажу, думаю, нахала.
Только сперва бы его изловить. Бегу по галереям — в зеркалах отражается, да ближе не становится. Бегу по садовому лабиринту — будто слышу рядом с собой смех, а понять, где, не могу. Наконец у самых ворот схватил я его за зеленый жюстокор. А он возьми и перемахни через ограду, и я — за ним.
Длинноногий этот черт проскакал по всем улицам Розенбурга, как полоумная лошадь, хотел меня скинуть, а я от злости держался за него, да еще и кричал: «Отдай, отдай принцев перстень!» Уж, верно, перебудил всю округу. Только не смел никто в окно высунуться — такой грохот от каблуков стоял, будто вся королевская конница скакала.
Взбрело в голову этому господинчику за крепостную стену податься, да и в море — думал, утонуть побоюсь, упущу его. Как бы не так! Я дернул посильнее и сорвал с него жюстокор, да с такой силой, что даже парик отлетел в сторону, и передо мной явилась женщина. Встала она, по колено в воде, косы упали и растрепались, с лица краска сошла.
«Узнаешь меня теперь? Потанцуешь?»
«Я танцевать не охотник, — сказал. — Давай так: ты мне перстень, а я тебе личину твою лягушачью».
На том и порешили. Возвратился я, мокрый по колено, грязный по самую макушку, и перстень принцу подал.
Тот всю свиту свою отослал и сказал: «Говори теперь, какое у тебя дело».
Настал мой черед усмехаться. «Я, — сказал, — здесь по велению государя. Угодно ему, чтобы я при вас был да уму учил, не то не видать вам короны».
Тут уж принц, ничего не поделаешь, усадил меня рядом и воды велел подать. Не пил ничего вкуснее!
А не поверишь мне — так и не верь. Кто знает, может я сочинил всё это для забавы. Довольно и того, что я тебя развлек.
Твой,
Андреа
P.S. Что знать невозбранно, то я тебе расскажу, а кто та особа была — сказать не смею, и дознаваться не следует.
Ред.: Мария Головей
