Комментирует Анна Нуждина[1]:
Внутренняя логика многих текстов из этой подборки Марии Ежовой основана на сдвиге логики языка, неразличении прямого смысла и коннотации, нарушении устойчивых смысловых конструкций. Развитие действия порождается несовершенством языковой системы с её омонимичностью, выпадающими из корней буквами и скрытыми в бытовом лексиконе метафорами и метонимиями. Стихи Ежовой производят деавтоматизацию, и мы снова можем помыслить то, к чему привыкли из-за постоянного употребления, как ошибку, баг системы. Эта ошибка становится не только видимой, но и значимой. Становясь основой художественного приёма в стихотворении, она обнажает скрытую в обыденном употреблении поэтическую функцию языка.
Вот ссаженный с поезда становится высаженным в почву цветком, когда одно значение слова внезапно сменяется другим: «если что/ высадят/ гиацинтовую принцессу/ в сибирскую глушь». Вот случайное созвучие старославянизма и заимствования из японского порождает цепочку зауми, когда «начало» соединяется с «началом», а не с «концом», а звук – со звуком (не по смыслу):
сиба ибо
инá и Ину
Энки
мáнки
обтянутые ковром
упругие оттоманки
Определённая деструкция стихотворения как целостного и завершённого сообщения происходит во всех текстах Ежовой, но на приведённом примере хорошо видна деструкция сюжетного развития текста. Его логической основой становится развитие звуковой ассоциации, понятое отдельно от «основного» смысла слов. С помощью такого смещения «добавочных» характеристик слов и букв на позицию ведущих и создаётся эффект «поэтичности» поэтической речи.
[1] Анна Нуждина — филолог, литературный критик, редакторка Метажурнала.