(Татьяна Коврижка. Яд. — М.: Поляндрия NoAge, Есть смысл, 2024.)
Дебютный роман Татьяны Коврижки умело балансирует между автофикшном и нонфикшном. Жизненный опыт и взгляд автора, документальный честный разговор о травме материнства не навязывается читателю, не спекулирует, давя на жалость, это один из голосов в разноголосице других женщин, ставших или только готовящихся стать матерями. Автору удалось от частной истории выйти на глубокое обобщение, охватывающее все стадии материнства: до, во время, после. Чувство вины — изжитое или всё же нет (вопрос открыт), правдивость выявленного непроходящего страха за жизнь ребенка, снятие навязанных стереотипов об идеальной семье, предложенной нам с детства в безмятежных рекламах йогуртов.
Нелепая случайность (маленькая дочь героини надкусывает лист диффенбахии, спойлер — всё заканчивается благополучно, при быстро оказанной помощи) запускает в голове матери изматывающий процесс пересмотра всей своей жизни, до предела обостряя чувство ответственности перед жизнью других (у героини две дочери, одна из них — с особенностями ментального развития), ставя под сомнение свою способность быть «хорошей матерью», «хорошей женой». Яд, не поразивший девочку, будто бы проникает в сознание матери, запуская (с точностью до минут, их всего девять, когда мать оставила дочь наедине с самой собой, уйдя в туалет) последовательность физических действий в течение дня — до яда — и после. Этот день продолжает рефреном звучать в голове, обрастая всё новыми желаниями, не исключая радикальное — добровольный уход от мужа и детей, с которыми героиня, с силой внушенной себе самой правды, не сможет справиться, ведь дальше будет еще сложнее, а значит (как полагает она), хуже.
«Без меня им будет лучше. Девочки еще слишком маленькие, чтобы запомнить что-то существенное, а Максим (муж. — Д.С.) встретит по-настоящему хорошую женщину».
Роман «Яд» соткан из записей-осколков. Это тексты располагаются ретроспек-тивно, эпизоды прошлого наслаиваются на ткань настоящего (бесконечные походы в реабилитационный центр, наблюдения, разговоры с находящимися в той же очереди мамочками, участие героини в поддерживающем книжном клубе, обсуждение книг о материнстве и женской природе). День «яда», разделивший жизнь героини на до и после, (он же — импульс к написанию романа), кажется, готовился судьбой еще задолго до описываемых событий, оставшись шрамом на лбу (соскобленный еще в детстве ветряночный волдырь). Взаимо-отношения героини с собственной матерью поразительно копируют ее взаимоотношения с дочками: мы наступаем на те же грабли, смеемся почти тем же смехом (когда героиня рассказывает матери о случившемся отравлении, она не может сдержать нелепый, но помогающий как защитный механизм смех), потом этот смех сменится слезами накатившей беспомощности и вернется, но уже в сам роман, очертя ту необходимую дистанцию между пережитым опытом и написанным поверх опыта автофикциональным текстом, в котором, кажутся, действуют уже другие люди по каким-то другим законам.
«Разве мы не играем со смертью еще в тот момент, когда выталкиваем головку дитя силой своей диафрагмы? А может, когда сгусток клеток только начинает превращение в плод».
Роман «Яд» — честный разговор о жизни и смерти, еще одна попытка оправдать себя и возблагодарить жизнь за опыт, чудом не окончившийся той самой смертью. «Что было бы, если бы я была на ее месте?» — спрашивает себя героиня, прочитав пост о матери, переходившей вместе с ребенком, сидящим в коляске, железнодорожные пути, слушая музыку в наушниках, заглушающую сигнал семафора. Она на минуту задумалась, ушла в свои мысли — и случилась катастрофа. А здесь было целых девять минут. Но случилось чудо. «Яд» продолжает откровенный и честный разговор, начатый в ранее вышедших в издательстве «Поляндрия NoAge» романах Светланы Олонцовой «Дислексия» (о работе учителя в современной школе) и Марины Кочан «Хорея» (о заболевании нервной системы — хорее Гентингтона) и вновь проверяет нас читателей, способны ли мы к эмпатии и подключению к чужому горю, радости, к судьбе постороннего нам человека, не омертвели ли мы под грузом исторических катастроф, не поражены ли мы ядом безразличия. Такие книги безжалостно и бескомпромиссно помогают нам понять это.
