Здоровому человеку — здоровая смерть

(Ася Демишкевич, «Под рекой», «Раз мальчишка, два мальчишка», Альпина.Проза, 2024)

В апреле этого года на ярмарке Non/Fiction появилась красная книжка с коллажом из Василисы и кучи трупов из Марьи Моревны Билибина на обложке. За последние пять лет, с ростом спроса на сказочные мотивы, несчастная Василисушка не покладая черепа представляла как ученую фольклористику, так и разнообразные ретеллинги. Самое приличное, что было ею украшено, — первая исчерпывающая монография по мелкой русской народной нечисти «Нечистая, неведомая и крестная сила» Максимова. Так что молодой автор, выпущенный под такой обложкой, сразу оказался помещен в облако определенных ожиданий. Что ж, любителям фольклора в романе Аси Демишкевич «Раз мальчишка, два мальчишка» действительно есть чем поживиться.

Злая мачеха отправила главного героя, семиклассника Андрейку, в армию служить. С Андрейкой в части, кроме обычных неинтересных новобранцев, оказался зэк, которому обещали помилование, дурачок и пара заложных, то есть умерших нехорошей смертью, покойников. Их всех привезли в чистое поле, где под открытым небом стоят ряды панцирных кроватей, и приказали рыть окопы. По краю поля растет темный лес, с каждым днем придвигающийся всё ближе к лагерю новобранцев. Связь с начальством — через медиума. Солдатики предоставлены сами себе, но деться никуда не могут. Власть не персонифицирована. Она просто есть как некая неотменяемая сила.

Здесь стоит отметить, что в предыдущем абзаце уже больше типичных примет сказочной речи, чем во всем романе. Язык «Мальчишек» подчеркнуто несказочный, без устойчивых эпитетов типа «злая мачеха, чистое поле, добрый молодец», без характерных инверсий, чистый такой средний литературный слог без лишних завитушек, лирически скупой, нестилизованный. Вся морфология русской сказки здесь зашита в сюжет и в образы персонажей. Особенно в символически значимые детали типа человеческих волос. Вообще если искать точное определение, то «Раз мальчишка, два мальчишка» — не сказка, а роман-обряд или обрядовый роман, потому что при чтении мы вместе с главным героем оказываемся внутри инициации или, по ван Геннепу, обряда перехода. Женщина может попасть в ситуацию перехода несколько раз в жизни: первый раз на свадьбе, а потом — когда рожает детей. У мужчины же (в русском фольклоре) шанс на обряд перехода только один — когда его «забривают в солдаты». Человек, совершающий переход, должен оказаться обнаженным, то есть лишенным привычных атрибутов и символически мертвым, в подчеркнуто непривычном пространстве со странными законами и пройти ряд символических испытаний. Что и происходит в «Мальчишках». У нас-то в реальном мире результат ритуала заранее определен: человек умрет в одном статусе и родится в новом, но уже оговоренном и установленном, иначе и быть не может. А вот пространство художественного текста более пластичное, и герои, погибнув в прошлом статусе и пройдя испытания, могут оказаться где угодно и кем угодно, потому что потусторонний мир — штука сложная, непредсказуемая и опасная. Кстати, в сказках при переходе героя между мирами часто возникал помощник, который в случае чего должен сложить Ивана-уже-не-дурака, жертву инициации, из кусочков и сбрызнуть по очереди мертвой и живой водой. У Демишкевич такой помощник тоже есть, и он ближе к темным потусторонним силам, помогающим вынужденно и без удовольствия, чем к безотказному Коньку-горбунку. Оступишься — помощник тебя доест.

Вторая книга, «Под рекой», на первый взгляд кажется куда менее связанной с фольклором, тем более что она автофикциональна. «Я — фольклорный элемент, // у меня есть документ» героиня, конечно, могла бы сказать, потому что любой из нас, современных горожан, — персонаж фольклора, какими бы мы себе ни казались гражданами мира. Но у Демишкевич другой тип авторской самоиронии, так что и фольклор проявляется в «Под рекой» по-другому.

Героиня возвращается в родной город на похороны отца и встречается лицом к лицу со своими детскими страхами. Над Дивногорском нависает огромная плотина, и если ее прорвет, город меньше чем за час окажется под водой из Енисея. А чтобы построить водохранилище, которое регулирует плотина, затопили несколько деревень. В Дивногорске ходят мрачные байки, что по водохранилищу плавают гробы из затопленных деревень, и вода как граница между мирами и временами — главный сказочный мотив книги. Кире, автогероине Демишкевич, мерещатся на улицах города мертвецы, пришедшие из-под воды, прорыв плотины диктует образы для панической атаки, и отец тоже осмысляется как существо одной природы с утопленниками задолго до своей реальной смерти. Сказка про утопленника, волокущего живых на дно, становится ключом к личному страшному опыту.

Получается, в литературе появился еще один сильный независимый голос, который переустраивает фольклор, делая его из музейной редкости, из чего-то далекого, что бывает у бабушек, в нормальный инструмент для современной городской жизни. Примечательно, что Ася Демишкевич действует в русле актуальной фольклористики довольно сознательно: ее наставницей одно время была глава Пропповского Центра Светлана Адоньева, автор замечательных статей про изменение фольклорной традиции в ХХ веке и в наши дни. Что ж, у вдумчивого читателя появился выбор, что бы такого глубинного, архетипически фольклорного прочесть, кроме Евгении Некрасовой, слава которой, кстати, началась как раз после победы в одном из первых сезонов премии «Лицей». Демишкевич в этом году денежного приза за «Под рекой» не получила, но примечательно, что вкусы лицейского жюри постоянны. И низкий поклон «Альпине» и «Лицею» за яркое новое имя.