Комментирует Полина Ходорковская[1]:
Разговор о подборке Мариям Кабашиловой начинать хочется с номинативного чуда, с его открытия: так, имя — угадываясь даже не до конца, потому как невыразимо полно оно, — становится в один ряд с вечностью. Но оно полно — и спасительно; знаки освобождаются из своих семиотических пещер и требуют от наблюдателя того же — потому встречаются они в незамутненной эманации друг для друга, в этом угадывается неоплатоническое слияние в чувстве, сияние. Рождение лирического голоса подчас строится от обратного, плоть от плоти неосуществленного мифа — и непременно эта релятивистская неясность творит рождение на всю жизнь проницаемым для изобильного набора перекрестных кодов — Дева становится и сошедшей из зодиака, не теряя притом других своих обличий (а наблюдатель их поглощает, ни одно из ста имён не выпуская изо рта). Именно так осуществляется дистанцирование наблюдателя от обстоятельства своего вписывания в мир и мирское время — и так становится возможным его пристальный взгляд.
Между тем эта дистанция утверждает в лирике Кабашиловой особого толка свободу и, значит, безвременье — здесь называемые (вырываемые этим актом из своего изнурительно долгого, подчас принудительного существования) величины в момент причастия к ним наблюдателя становятся друг другу родственны, соизмеримы; притом порой набор некоторых стихов из подборки кажется скорее поверхностью в толще уже открытого поэтессой вне. Время, отбившееся от рук будтоготовнее оформляется в нарратив, например, в сборнике «Вода» (2012); здесь же — пожинать плоды, удостоверившись в правдоподобности и неминуемости лимба вокруг, где по пути из снов твоих порожних — из ниоткуда — в никуда — попадаются самые случайные вещи, живая и неживая материя (коряги и камыш, и брошенная мёртвая калоша). Вместе с тем для лирического голоса становится скорее неважно артикулировать, насколько конструкция лимба вокруг (или населяющих его имён) правдива, а насколько «близорука». Иногда всё-таки приходится звучать вздоху и признанию в духе конечно же, всё — мираж; но свобода также и в том, чтобы вовремя приостановить бесконечную его сборку: здесь всё возможно, но не надо, правда. Или в том, чтобы можно было подчас признавать вымысел безапелляционной частью феноменального, даже быть ему благодарным — непременно всегда имея в виду и самоиронический фон сомнения (однако оно никогда не развенчивает, это сомнение позитивное, один из двигателей открытия).
Одним из самых удивительных обстоятельств притом в этом случае оказывается сама возможность разделить воочию это существование, квазивременное, эпистемически непроницаемое и сколько угодно долгое — со спутником (и примечательна здесь одна данность попутчика здесь; он кажется возможным только потому, что никогда не перестает означать производную всегда наличных порожних снов), сам шанс слияния голосов в свидетельствующее «мы». Это первое множественное кажется общностью свидетелей будничного катаклизма, и этому «мы» и вверяется невидимость — и ноша; лирический пейзаж у Кабашиловой прежде всего сочетается из непрерывных — мифически водных — границ и пересечений, когда в любой миг легко забыть, из какого предела (каких чужих границ) в какой ты перешёл только что. Эта переходность здесь и открывается, и пересоздается каждый раз, с каждым актом наблюдения — заново; некуда торопиться.
26.08.2025
[1] Полина Ходорковская — поэтесса, переводчица. Родилась в 2003 году в Нарве. Окончила филфак МГУ им. М.В. Ломоносова (кафедра зарубежной филологии). Публиковалась в журналах «Флаги», «журнал на коленке» и др. Победительница суперфинала Чемпионата поэзии им. Маяковского (2024).