Итак, Андрей Сергеевич потянулся, и рука его, разорвав кокон, нащупала острый и холодный металл новенького Ордена боевой Креветки, врученный ему вчера за особые заслуги. Сказать честно, заслуг, кроме многолетней работы на одном месте, никаких и не было. А вот орден был. Ведь главное что? Правильно — орден и прилагающиеся к нему регалии. Пытливый читатель тут справедливо возразит — сам орден и есть регалия. На что я отправлю его читать закон об учреждении Ордена боевой Креветки, где так и написано: вручается орден и регалии.
Меж тем кокон распался, выпуская на свет вторую руку и левую ногу. Правая нога появилась не сразу. Она как бы раздумывала, показаться ей или нет. Но Андрей Сергеевич решительно потянул одеяло на себя, и она была вынуждена явиться миру. Обычно нога себя так не вела, но Андрей Сергеевич удивился не этому. Вместо привычной и родной ему ступни красовался большой белый кролик. Тут уж Андрей Сергеевич окончательно проснулся, пытаясь рассмотреть новинку во всех деталях. Видимо, кролик был очень голодный, раз смог добраться почти до голени. А может быть, пятка застряла в его горле, и сейчас он — притихший, с прижатыми к голове нервными ушами — закрыл глаза и ждал реакции владельца ноги. Реакция последовала моментально — Андрей Сергеевич потерял сознание.
Дверь сонно зевнула, пропуская человека в белом; чуткое кроличье ухо дрогнуло и тем самым вернуло Андрей Сергеевича в реальный мир. Вошедший высунул язык, повернул его направо, и произнес звук: что-то среднее между русской «Э» и немецким «Ö» — стандартное приветствие обладателя Ордена боевой Креветки. Незнакомец прошел мимо Андрей Сергеевича и выглянул в открытое окно. Из окна сквозило размеренным шумом большого города и еще какими-то необычными для этой локации звуками. «Ишь, кино снимают», — заметил человек в белом. Затем повернулся к Андрею Сергеевичу и представился его лечащим врачом. Врач на секунду наклонился к кролику — тот пугливо прижал уши — удовлетворенно хмыкнул и присел на край кровати. «Нам пришлось отстранить вас от пальцев ноги», — сказал врач, едва заметно кивнув в сторону кролика. — «У них своя жизнь, у вас — своя». В этот момент Андрею Сергеевичу показалось, что уши кролика согласно дрогнули, а сам он довольно заурчал, устраиваясь удобнее на ноге. Врач помолчал, слегка похлопал кролика по спине — «хороший, хороший», — пожелал скорейшего выздоровления и вышел из палаты.
Часы, висевшие над дверью, обрушивали на Андрей Сергеевича камни секунд и били прямо в темечко. Из этих камней мы обычно строим свои воспоминания — и если хотя бы один камень пропадет, всё рассыплется. Вот розовые ручки маленького Андрейки тянутся к ножкам, пытаясь ухватить торчащие во все стороны маленькие разбегающиеся пальчики. Теплые руки матери тщательно вытирают каждый пальчик после купания, уделяя особое внимание пространству между ними. Лишь бы не завелась опрелость — щедро присыпают тальком с какой-то едкой отдушкой. Андрейка морщит нос и чихает. Мать смеется и щекочет ему пятки.
Вот повзрослевший Андрей сидит на школьном футбольном поле, сняв кроссовок с уже заметно опухшей ноги, пытается пошевелить пальцами. Тело сжимает боль, и он оставляет попытку. Под аплодисменты редких зрителей ему помогают покинуть поле. Позже, в медпункте, огромный лысый хирург в отглаженном халате, который едва не трескается на его спине, бойко пакует ногу в гипс. Но пальцы остаются торчать немым укором неудачному занятию спортом. Старушка медсестра, скрипя пером, заполняет бумаги, иногда бросая на Андрея участливый взгляд. Вы замечали, что в кабинете хирурга всегда так отчаянно пахнет хлоркой и спиртом?
Простыня обвисшим парусом свисает с кровати, в душе шумит вода. Обнаженный Андрей Сергеевич, раскинув руки, лежит едва прикрывшись одеялом. Вздыхает кондиционер и начинает разгонять разогретый телами плотный воздух. Холодок иголками пробегает по телу Андрея Сергеевича. Он рывком натягивает одеяло, и вязнет в запахе женщины. Его женщины. Корица с яблоком. Лишь непослушная правая нога сопротивляется — отказывается нырнуть вместе с остальным телом в спасительное тепло. Он приподнимает ее — на фоне окна, изрыгающего свет рекламы, пальцы на ноге кажутся темными и чужими. Он шевелит ими, возвращая их себе. Причуды памяти — часто мы не помним лица женщины, с которой были близки, но до отчаяния точно помним запах корицы с яблоком.
В открытое окно палаты врываются едва различимые брызги дождя вместе с яростным запахом мокрой уличной пыли. Андрей Сергеевич хотя и опирается на костыли, но чувствует себя капитаном на мостике странного корабля, на баке которого лениво развалились два льва. Их гипсовые спины блестят в свете фонарей и будут сегодня отмыты добела. Стражам ворот это будет полезно. Андрей Сергеевич отправляется спать, стараясь не беспокоить кролика по мелочам.
Те же и новое утро. Андрей Сергеевич высунул язык, и регламентированным странным звуком поприветствовал кролика — орден теперь принадлежал им обоим, а вместе с ним и приветствие. Но кролик угрюмо молчит. Лишь забрался по ноге еще выше: полностью поглотив стопу Андрей Сергеевича, вальяжно устроился на голени и теперь греет уши в теплых лучах молодящегося, словно сорокапятилетняя дама, солнца. Андрей Сергеевич сел, взял орден, покрутил между пальцами холодную железку и бережно положил его на спину кролика. Тот не повел и ухом. Но, стоило Андрей Сергеевичу отвлечься, — сбросил железку на пол. Орден издает мелодичный «бздынь» и спешно исчезает под кроватью. Довольный зверек удовлетворенно заурчал. Или это урчит в животе Андрей Сергеевича? На звук в комнату въехала передвижная кухня: пара огромных алюминиевых кастрюль с традиционно красными потертыми надписями на боках и ребристым чайником. Каша и кофе. Ну или то, что тут называют «кофе» — теплая водичка, разбавленная молоком, с запахом растворимого цикория. Невысокая щуплая санитарка ловко накладывает кукурузную кашу и ворчит, что там кино снимают, а им теперь на улицу не выйти. Вот вы, читатель, можете сказать: «Какая нафиг каша, когда у тебя на ноге сидит страшный голодный зверь?!» Но это значит, вы никогда не пробовали кукурузную кашу — единственное блюдо тут, в которое от души кладут соль, но сахар отсутствует полностью. Не стоит и пытаться ее есть. Только злая необходимость закинуть с утра в себя хоть что-то может заставить человека поглотить эту субстанцию.
Завтрак закончился одновременно со съемками. Киношники торопливо сворачивали огромные световые панели, разбирали рельсы, сматывали кабеля. На этой сцене их проворно меняли рабочие: территория перед корпусом, на сколько было видно Андрею Сергеевичу, равномерно устлана строительными материалами, тракторами и кучами разрытой земли. Меж техникой струились — кто на работу, кто на диагностику — редкие прохожие. Отмытые ночным дождем львы лениво наблюдали за людьми и грели свои гипсовые спины под утренним солнцем. Над этим всем плыл запах мокрой земли и овсяной каши. Откуда овсянка, если на завтрак была кукурузная каша, спросите вы. Увы, даже автор не всегда всё знает в этом мире.
Но внимание Андрей Сергеевича привлек не запах, а трое рабочих, с прыткостью муравьев, возводивших строительные леса вокруг тумб, на которых сидели львы. Лиц рабочих на таком расстоянии было не различить, но какое-то странное ощущение, прекрасно известное всем близоруким людям — когда перед тобой вроде бы и знакомый, а вроде и нет, — не отпускало Андрея Сергеевича. Он мотнул головой, и тут же где-то внизу противно заныл кролик, требуя к себе внимание. Чтобы успокоить зверя, пришлось лечь. Незаметно обоих сморил сон.
Фальшивым кларнетом скрипнула дверь. В ее проеме показалась круглая голова с восточным разрезом глаз. Убедившись, что Андрей Сергеевич уже не спит, голова извинилась и сообщила, что нужно проверить работу розеток и выключателей. Андрей Сергеевич кивнул. В палату вошел полненький человек с планшетом. Он окинул взглядом комнату, нашарил лампу под высоким потолком. Что-то отметил в своем планшете и негромко крикнул в коридор: «Выключай». Где-то раздался слабый щелчок, и урчавший в углу холодильник притих. «Ага», — сказал толстячок, делая пометку в планшете. «Теперь включай!» Следующий щелчок возродил холодильник к жизни. В комнату заглянул помощник: невысокий и худой, одетый в серый рабочий комбинезон. Кивнул Андрею Сергеевичу и вопросительно уставился на своего пухлого товарища. Тот щелкнул выключателем, и лампа под потолком загорелась. «Угу», — сказал толстячок и что-то снова отметил в планшете. Затем, пробормотав что-то вроде «Спасибо за содействие», они исчезли, оставив Андрей Сергеевича размышлять о том, где раньше он мог их видеть.
Вечер погрузил палату в полутьму. Дождь за окном неразборчиво тараторил на разные голоса, город стекал по стеклу вслед за струями. Протяжно мяукнула дверь, и у изножья кровати возникли фигуры. Лиц этих пяти незнакомцев не было видно, но слабый свет, проникающий откуда-то снизу, из-под кровати, извлек их из темноты. Конечно, вот теперь он их узнал. Мир перед глазами Андрей Сергеевича дернулся и поплыл зигзагами, как всегда бывает, когда наворачиваются слезы.
— Стоп, снято! — послышалось откуда-то из-за двери.
20.10.2025