В основе пьесы — реальные лица и события.
Действующие лица:
ВИКА, девочка 10 лет
ПАПА ВИКИ, 32 года
МАМА ВИКИ, 30 лет
Утро буднего дня. Небольшая комната в общежитии — около 11 квадратных метров. Вплотную друг к другу стоят шкаф, кресло и диван. Напротив дивана телевизор, холодильник и кухонная тумба. Папа сидит на диване за деревянным столом, мама стоит у кухонной тумбы, Вика сидит на кресле в школьном сарафане и с бантиками на голове.
ВИКА. Вся моя жизнь проходит на кресле. Под пальцами ребристая поверхность, чёрточки, ногтевой пересчёт: раз, два, три. Иногда мне кажется, что если сидеть долго-долго, то можно увидеть отпечатки узора на коже. Возможно, он останется со мной навсегда.
С моего угла можно осмотреть ковры: (показывает на пол и стены) раз, два, три. И хотя ворс облепляет все поверхности комнаты — я не чувствую впитавшихся в него запахов. У моих подружек пахнет горячим молоком или рыбой, мазями и лекарствами, старой мебелью. У нас — ни прожаренного котлетами воздуха, ни маминых духов, ни папиных сигарет. Ничего даже из других комнат по коридору. Лишь изредка запах свежего хлеба из пекарни под общежитием, (показывает хватающее движение) как будто протянешь руку и схватишь буханку. А дальше из окна — другой район на горе, как спина волшебной рыбы-кита, по позвоночнику которой проезжает поезд.
МАМА. (ставит на стол чай и тарелку с бутербродами). Вика, садись ешь. Я на балкон за вареньем (уходит со сцены).
ВИКА. (перелезает с кресла на диван, садится за стол). Наша комната у общего балкона. Я стараюсь лишний раз не выходить на него: из бетонной стены выступает солидный штырь (показывает руками длину штыря, как принято ребенку преувеличивает — растягивает руки во всю длину), на котором держится мой мир. Пять этажей вниз падать не хочется.
Мама возвращается. Ставит банку варенья на кухонную тумбу, а сама садится на кресло, берёт из сумочки карманное зеркало и начинает краситься.
ПАПА. Помнишь, что ты сегодня в школу с дядей Семёном и Таней? Смотри машины не перепутай.
ВИКА. Ну папа! (далее в зал) У меня туго с номерами машин и их внешним видом. Особенно среди кучи снега тёмным зимним утром, когда шапка и шарф закрывают глаза. Вот как-то в декабре нас с подружкой в школу должен был отвезти её папа. Зима, мороз, темно, вижу — машина. Я еле заползла на заднее сидение с портфелем и в болоньевых штанах! Сказала громко «Здравствуйте!» Какой-то мужик повернулся, посмотрел на меня и ничего не понял…
Я тут же открыла дверь и постаралась убежать, но сразу упала в сугроб. Пыталась выбраться из него, проваливалась, он мне уже в рот попадал. И эти штаны ещё фить-фить-фить скрипели по снегу. Какой же позор… (закрывает глаза руками на несколько секунд) В итоге: отряхнулась и, будто бы ничего не случилось, осталась ждать подружку на улице.
Вечером папа спросил:
ПАПА. А ты чего сегодня в чужую машину залезла?
ВИКА. Как? За мной следят? (смотрит по сторонам) Так и знала, что дома скрытая камера! Или на снегу остался след моего лица? Откуда он знает?
ПАПА.Мне на работе сегодня рассказал сосед.
ВИКА. Дурацкое общежитие, где все работают на одном заводе и друг друга знают.
Я заплакала. Родители смеялись, а я продолжала корить себя: как стыдно!
ПАПА. Ладно-ладно.
ВИКА. Это он еще не знает, как вчера за мной опять какой-то мужик гнался. Хорошо, что входные деревянные двери заменили на железные с домофоном. Я успела её захлопнуть за собой — и всё, никак дальше не попадёшь! До пятого этажа я бы уже не добежала…
В первом классе пришлось от одного такого мужика вообще петлять кустами и дворами.
Папа делает телевизор громче. Вика ест.
МАМА. Вика, вечером не хочешь сходить вместе на почту? Надо бабушке письмо отправить.
ПАПА. Им разве связь еще не провели?
МАМА. Не всем. К концу весны обещали установить телефоны и присвоить номера. А там они пока в администрацию ходят да в сельпо.
ВИКА. У нас в городе у всех уже есть сотовые телефоны. Мне в прошлом году купили самсунг — а в моём классе почти у всех еще только нокиа. Один раз я забыла сумочку с телефоном в автобусе. Поняла это почти у дома, мы с мамой вернулись на конечную, нашли автобус, а сумки там уже не было… Оказалось, что наш сосед с 4 этажа нашел ее и ждал нас на лестнице. Всё оказалось на месте. Он ходит на одной ноге и наркоман. Но добрый.
Папа делает телевизор громче.
ПАПА. Юля! Слышишь, Ельцин вчера вечером умер.
МАМА. Чего?
ПАПА. Ельцин умер!
ВИКА. Вообще не услышать что-то в нашей комнате сложно, так как всё расстояние равно (делает вид, что считает)… Примерно десять шагов восьмилетки. А вот у моей подружки Танюшки только зал такого размера. Но да ладно: (к папе) Папа, кто такой Ельцин?
ПАПА. Первый президент России.
ВИКА. Ого. Больше мне ответить нечего. Надо же: прямо сейчас я собираюсь в школу, а умер наш первый президент.
(к папе) У России до этого разве не было президентов?
ПАПА. Нет, там другая система была.
ВИКА. Там был Ленин? Ленина я знаю: у него День Рождения был позавчера. Ты раньше говорил, что мы с ним совсем рядышком.
ПАПА. Прощание и похороны назначено на 25 апреля.
ВИКА. За день до моего дня рождения! Можно я посмотрю по телевизору? (поворачивает голову, то на маму, то на папу) Потом расскажу всем в школе! Хоть кто-то теперь не будет говорить, что поздравляет меня с годовщиной Чернобыля. Дурацкая дата.
МАМА. Зачем тебе смотреть это?
ВИКА. Чтобы быть свидетелем истории.
ПАПА. Если показывать будут. Юля, ты готова?
МАМА. Не забудь деньги на столе (целует Вику). До вечера.
ПАПА. Давай пять (даёт пять Вике). Целую крепко твоя репка.
Папа берёт кожаный плащ. Родители уходят.
Вика разваливается на диване и берет пульт от телевизора, листает каналы.
ВИКА. Папин кожаный плащ наделал столько шуму недавно в школе. Мои одноклассники уверены, что он — мафия. Как в «Бригаде». У нас есть кассеты со всеми сериями. Папа говорит, что понимает Сашу Белого. (цитирует низким голосом): «Будут стрелять по мне, а зацепят вас».
Рядом с кассетой Бригады ещё лежит мой любимый мультик «Балто». Но я его не пересматривала уже несколько лет. Одного дядиного друга зарезали, он узнал об этом, когда мы смотрели вместе «Балто». С тех пор не хочу пересматривать.
(выключает телевизор, смотрит в окно)
Недавно папа ушел на другой завод и теперь им с мамой на работу в одну сторону. Раньше маме приходилось ехать целую вечность на пазике: мы живем на одной конечной, а ее работа — на другой.
Я тут узнала, что пазики создавали для перевозки картошки, людей на поля и гробов. Но зимой мне нравится в них просто сидеть у окна, поставив ноги на печку. Трамваи и троллейбусы до нас не доходят: они новые, списанные из Москвы!
Вика подтягивает резинку бантика на волосах. Достаёт из-за дивана зеркало.
Зеркало у нас одно, его постоянно приходится таскать туда-сюда. (крутится у зеркала) Сарафан мне сшила подружка мамы, потому что отдельно покупать — дорого. А банты эти у меня с первого класса. Вон в них фото есть (указывает на фото в рамке около телевизора).
Маме Таньки пришла идея: купить какие-нибудь дешевые картины в магазине у дома, соскоблить с них рисунок — останется красивая рамка. В хлебную мастерскую идти дорого.
(ходит из стороны в сторону) Вот мама купила картину в чёрной раме с золотыми переплетениями в магазине на другой улице. В этом магазине вообще есть всё: вёдра, утюги, платья, выдуманные права Барби, великолепные пятитысячные купюры с мультяшными героями и наклейки. Сходить туда — великое удовольствие. Но картины? Кого это интересует у нас на районе?
Короче, сколько ни убирали рисунок, вокруг моей фотографии всё равно какая-то траурная рамка остался.
Звонит домашний телефон. Вика берёт трубку, отвечает «алло» и слушает. Кладёт трубку.
ВИКА. Папа попросил не выходить на улицу, а ждать у Таньки на третьем этаже. В подвале за железными решетками обыск. Кого-то опять нашли.
Молчит. Смотрит в зал. Говорит:
Каждый день я загадываю денежному цветку младшую сестру и переезд.
