— Потьмы.
— Нет, Потьма.
— Да нет же. Даже выражение такое есть: «в Потьмах»!
Галка щурится. Злится. Я знаю этот взгляд. Судорожно сглатываю чай. Противная приторная сладость липнет к горлу.
— Будешь со мной спорить?
Галка всегда и всё знает лучше меня. Я смотрю в окно. Черные линии деревьев и белые сугробов образуют крест. Мне хочется зачеркнуть им наш разговор, но Галка не унимается.
— Будешь?
— Нет.
Галка хмыкает.
— Интересно, какая у нас будет комната, — говорю я, чтобы сменить тему.
— Обычная, как во всех гостиницах.
Галка знает, что я никогда не была в гостинице, но делает вид, что не знает. Я могу совсем не смотреть на нее и всё-таки видеть сведенные брови, губы, сжатые в жирную блестящую точку. «Я права», говорят они без слов. Точка.
Я люблю Галку. Давно, еще в детстве, одним зимним вечером она показала мне поезда. Желтый свет фонарей полз по белому снегу, черные рельсы отчеркивали нас от дачного поселка…
— Куда мы пойдем завтра?
— Я собираюсь выспаться, потому что еду в Москву не бегать по музеям как провинциалка, а отдыхать. Хочешь, иди в Третьяковку. Или куда ты там еще собралась?
— Я думала, мы пойдем вместе.
Галка снова хмыкает, поднимается и выходит из купе. Я люблю Галку. В тот зимний вечер я промокла, и она отдала мне свою куртку, шикарную, розовую с радугой.
Поезд замедляется. Мимо бегут залитые желтым светом станции. Я пытаюсь рассмотреть двух девчонок, ждущих поезд, но он движется быстро, ничего не видно.
Галка возвращается, берет меня за плечо и тянет в коридор. Там висит расписание. Галка тыкает пальцем: «Потьма».
— Ты была права.
— Я всегда права.
С этим можно поспорить, но я не решаюсь.
Остановка. Галка не хочет выходить, а я влезаю в пуховик и выхожу на перрон. По дальним путям громыхает товарняк. В тот зимний вечер такой же состав долго летел мимо нас с Галкой. Я считаю вагоны: один, два, три… Загадываю: если четное, пойду в музей одна. Проводница кричит за моей спиной, я сбиваюсь.
В купе Галка смотрит в телефоне сериал, смеется. Я смотрю в окно. Движущиеся деревья напоминают бесконечную траурную ленту. Я закрываю глаза, чтобы лучше вспомнить тот зимний вечер, когда мы с Галкой, замерзшие, пили у печки горячий чай с шоколадом. Никогда больше я не ела такого вкусного шоколада.
Галка бросает телефон на стол.
— Надоело всё! Надо было лететь самолетом.
Я молчу.
— Всё из-за тебя. Вечно с тобой одни проблемы!
Я молчу, потому что люблю Галку. Она — это печка, шоколад, поезда, даже когда злится на меня. В универе мне достается почти каждый день. Но бывают дни совсем как тот, зимний.
— Я устала быть тебе нянькой, — вздыхает Галка. — Это всё мама. «Она же бедненькая». А я должна мучиться.
В вагоне зажигается свет. Теперь в окне я вижу себя, бедненькую.
— Молчишь? Как меня бесит, что ты молчишь! Молчишь и смотришь своими глазищами! И зачем я с тобой поехала? Только из-за мамы. Это она меня уговорила. Пела мне опять про то, как твой отец стал моим донором. А я этого даже не помню! Мне-то какое дело? Какое значение это имеет сейчас?
Поезд качает. Я качаюсь вместе с ним и слушаю перестук. Если сосредоточиться, то можно слышать только его.
Галка выпивает чай, отправляет в рот оливку из банки. Чтобы не отстать, я окунаю в чай губы.
— Эх ты, малохольная! — еще раз вздыхает Галка.
Я чувствую, как ее злость стихает. Еще не всё потеряно. Будут мирные дни, совместные завтраки, походы по музеям и магазинам. Мама дала мне немного денег.
— Помнишь, как мы ходили смотреть поезда? — говорю я.
— Какие поезда?
— У вас на даче. Мы валялись в снегу, я промокла, а ты дала мне свою куртку, и мы пошли на станцию смотреть поезда.
— А-а-а-а-а. Помню куртку — моя любимая, новая. Мама заставила меня надеть старую, дачную. «Гостям всё самое лучшее». А какие вы гости? Мама вас приглашала, потому что считала, что мы вам чем-то обязаны. До сих пор так считает. Я тогда хотела пойти к своим друзьям, а мне навязали тебя. Не вести же такую к ним! Вот и потащила в другую сторону.
Голос Галки заглушает перестук колес. Я его больше не слышу. В окне я всё еще вижу себя и потому закрываю глаза.
— Зачем ты это говоришь?
— А что я такого сказала? Обиделась?
Я открываю глаза, смотрю на нее. До чего же она, оказывается, похожа на белку. Я улыбаюсь. Галка смеется, что-то говорит про своих московских друзей, про то, как папа устроит ее на работу после каникул. Слова долетают до меня с опозданием, а иногда я совсем их не слышу. Мы сидим в тесном купе друг напротив друга, между нами — рельсы, по которым несется бесконечный товарняк. Галка говорит, а я считаю вагоны: один, два, три…
Ночью мне не спится. Я долго ворочаюсь, смотрю на чередование света и темноты в окне. Наконец понимаю, что нужно сделать. Я тихо встаю и, оглядываясь на Галку, спускаю с полки сумку. В темноте долго ищу то, что мне нужно. Галка всхрапывает, но не просыпается. Я выхожу в коридор. Фонарик в телефоне высвечивает расписание. Я крепко сжимаю карандаш для глаз и вывожу поверх надписи: «Потьмы».
