(Роберто Пьюмини. Сказки для тех, кто лучше всех. М.: Городец, 2022)
Роберто Пьюмини издаётся в России примерно восемь лет, а пишет для детей почти полвека. В Италии его обожают, буквально на руках носят, на другие языки переводят тоже охотно. На русском пока вышло только три книги, не считая длинной, но совершенно прикладной серии в «Эксмо» о бытовых победах и эмоциональном развитии медвежонка Бобы: это «Астралиск», «Маттиа и дедушка» и «Сказки для тех, кто лучше всех». Первые две — повести-притчи, их выпустило издательство «Кетлеров». Последняя — сборник сказок в стихах и в прозе, и вот о них поговорим подробнее.
Всё началось с того, что переводчица и преподавательница московского Литинститута Анна Ямпольская решила почитать что-нибудь из современных детских итальян-цев своей дочери. Начать с Пьюмини было логично, потому что любовь к нему в Италии огромна, и его давно ставят в один ряд с Родари и Кальвино. Кстати, продолжателем традиций Родари Пьюмини лучше не называть, несмотря на то, что именно Родари как председатель жюри дал Пьюмини первую в его жизни литературную премию — Cento, за дебютный сборник историй. Произошло эдакое «старик Державин нас заметил», потому что меньше чем через два года после этого финала Cento Родари не стало. Так почему Пьюмини — не продолжатель, несмотря на столь явно переданную эстафету? Потому что выпускник педагогического вуза в Милане Пьюмини итальянскую литературу, конечно, преподавал, но считал себя больше поэтом, чем учителем. И во всенародные сказочники попал, может, как раз потому, что особо туда не рвался. Говорят, первую сказку написал случайно, во время тренинга по актёрскому мастерству: дал студентам несколько случайных слов для импровизации, сам же за них зацепился — и понеслась. Родари старался учить без назидательности и морализаторства, а Пьюмини учит разве что случайно. Его сказки — это проза поэта, и, кстати, в русском сборнике это подчёркнуто, потому что там из тридцати двух сказок пять — стихотворения. На вопрос, чему учат сказки Пьюмини, можно смело отвечать, что у них каникулы. Они развлекаются. Не развлекают: читатель нужен им как соучастник, а не как наблюдатель. Тем мудрее поступила Ямпольская, когда пригласила вместе поработать над переводом свою ученицу, Маргариту Старостину. Сказки Пьюмини — та работа, которую весело делать вместе. Они очень экстравертные, но не как воспитательница в детсаду «а ну-ка все встаём в кружок и давайте знакомиться», а скорее как обаятельный прохожий, который бросает короткую шутку и исчезает в толпе. Может быть, секрет в том, что Пьюмини — актёр и кукловод, которому важно чувствовать зрителя здесь и сейчас, удивляя лёгкостью трюков и острот. Музыкант отправляется играть серенаду под окном возлюбленной. Она не выходит. Музыкант зовёт друга. Они играют вместе. Не выходит. Зовут другого, третьего, весь оркестр, стены шатаются, стёкла звенят… Выходит. «Вы что-то сказали? Повторите, пожалуйста!» Или вот монахи видят, что на колокольне уснул аист, и гадают, не упадёт ли он на землю от испуга, если ударить в колокол. Морали не просто нет — она невозможна. Конечно, всегда можно сказать «будь настойчив» или «будь внимателен к окружающим», но ради таких выводов не стоило бы рассказывать так, как рассказывает Пьюмини. Ему важнее не правильный ответ — да вообще не ответ, а сама возможность вопроса. Однажды Пьюмини попросил детей из нескольких школ на севере Италии помочь ему написать стихотворение. Но никаких слов сочинять было не нужно: только собрать небольшую коробку, в которой должны были быть рисунки, фотографии, открытки, фантики — что угодно, в чём может храниться живая память о месте. И написал балладу, одну на всех. То есть, честным образом сформулировал собранные впечатления. Непривычным к такого рода нагрузкам детям можно было бы сто раз повторить что-то вроде «чувства важнее слов, сначала проживите эмоцию, а потом ищите форму», но кто бы послушал. Так что Пьюмини дал участникам проекта толчок к эмоциональному опыту — а вместе с ним, получается, и некоторый опыт в поэзии. Вот и с его сказками выходит примерно так же: это маленькие пробники не всегда простых эмоций. В них — в каждой — нет ни терапевтического, ни педагогического пафоса, есть только внезапный парадокс или мимолётная эмоция, пойманные на полторы странички, как светляк в банку. Местный писатель Драгунский утверждал, что единственный смысл смотреть на светляка — в том, что он живой и светится. Есть подозрение, что с Пьюмини всё примерно так же.
