Летом в издательстве «Альпина.Проза» вышли три книги, посвященные теме необходимости, но невозможности действия. И конечно, под разными углами зрения. Это новый роман Ксении Буржской «Литораль», лауреат номинации блогерского жюри премии «Лицей» — «Под рекой» Аси Демишкевич и дебютная повесть Анны Пестеревой «Пятно». Рассмотрим, как заявленная тема реализуется в этих текстах. Осторожно, рецензия содержит некоторые спойлеры.
В новом романе Ксении Буржской «Литораль» напрашива-ется лежащая на поверхности ассоциация с «Доктором Джекиллом и мистером Хайдом», только здесь мы имеем дело с раздвоением личности женщины, страдающей алкоголизмом. Анна и Хлоя вынуждены жить в одном теле, но не могут ужиться в нем. Одна работает учительницей и живет серую, тоскливую, несвободную жизнь, другая весела, успешна и полна энергии. Подобно чеховским «Трем сестрам», где действие сознательно и неуклонно замедляется, в «Литорали» автор на протяжении всей книги отнимает надежду на изменения у каждого из героев — Анны, ее мужа Толи, их сына Наума — но открытый и неоднозначный финал (в котором основная версия немилосердно угадывается, но не проговаривается) не ставит беспощадной точки, позволяя читателю домыслить дальнейшее. Роман начинается с того, что Анна исчезает, и муж начинает поиски. Дальше автор делает временную петлю и подводит нас к тому, как именно это исчезание происходило. Литораль — приливно-отливная зона, которая утром и вечером выглядит совершенно по-разному: то накатывающий волнами океан, то песчаная отмель. Это, конечно, и метафора героини, но не только. Это прежде всего подход к архитектонике самого романа, который начинается как история о рутинной несчастливой жизни, но постепенно и неотвратимо обнажает свое дно. Ксения Буржская реализует идею невоз-можности вырваться и на уровне хронотопа: маленький закрытый город под Мурманском, край земли, режимный объект, замкнутое пространство. Полярная ночь, тоска, тоска, тоска… Потому, наверное, застенчивый сын Анны мечтает стать стендапером — не столько ради славы и признания, сколько из-за катастрофической нехватки радости, смеха, легкости. Науму, впрочем, удается вырваться в Петербург, чтобы попытаться реализовать свою мечту, но сама мечта оказывается иллюзорной, как северное сияние в полярную ночь. Разрыв между стремлением, представлением если не об идеальной, то хотя бы об условно приемлемой, «нормаль-ной» жизни, и самой жизнью, дан-ной героям в ощущениях, очень велик, это не разрыв даже, а великий разлом, куда проваливаются Анна, Душнила-Анатолий, Наум — и другие.
Если в «Путях сообщения» Ксения Буржская говорила о прошлом и будущем, но получалось совсем о настоящем, то здесь она говорит пусть не про «здесь», но непосредственно про «сейчас», а получается тот самый выход за пределы времени и публицистичности, который и отличает хорошую литературу.
Автофикшн в последние годы не только оформился как литературная форма, но и существенно расширил свои границы. Уже не так важно, где именно на шкале вымысла и реальности находится маячок отметки в том или ином тексте, важно, что автофикциональный стиль письма наложил отпечаток на целый пласт художественной прозы. Такое же стилистическое и стилевое влияние оказал на литературу в последние годы жанр тру-крайм, сообщивший даже чистому фикшну характерные черты и особенности. На стыке психологического триллера, автофикшна и тру-крайм появился роман Аси Демишкевич «Под рекой». Если «Там мое королевство» было романом взросления, «Раз мальчишка, два мальчишка» — романом-метафорой, то «Под рекой» — это роман осознания. В биографии героини этой книги Киры много общего с биографией писательницы, но это, что называется, детали: не так важно, что из описанного в книге было на самом деле, а что — плод авторского воображения, если текст целостен и художественно достоверен. Героиня романа приезжает из Санкт-Петербурга в родной Дивногорск после смерти отца — на похороны не попадает из-за аэрофобии, едет помочь сестре разобрать его квартиру. Пока сестра на работе, начинает разборы одна — и обнаруживает в шкафу страшные улики. Отец оказывается не просто не очень хорошим человеком, с которым у Киры не возникло привязанности и духовной близости. Новое знание обрушивается на Киру стремительно, и что с ним делать, не так-то просто решить. Нужна ли кому-нибудь страшная правда теперь, когда почти никого из причастных нет в живых? Как говорить с мамой и сестрой, нужен ли им этот разговор, а если нет, как вместить все это в себя одну? Героиня мучительно учится жить в новой для себя реальности, которая удивительно ловко прикидывается прежней, но никогда уже ею не будет. Не будет потому, что не будет прежней сама Кира — теперь она вынуждена бесконечно вглядываться вглубь собственной души, пытаясь понять, не притаилось ли в этой темноте то зло, которое было в ее отце. Не сидит ли, как злая болезнь в ремиссии, внутри, ожидая удобного момента, чтобы выбра-ться наружу и разрушить жизни всех вокруг. Ситуация, в которой существует девушка — ситуация выжидательного бездействия, она мучительно жаждет поступка, но запрещает себе совершать его сгоряча, чтобы не наломать дров еще больше (хотя куда уж больше). Это, конечно, патовый расклад: право хода у Киры есть, но воспользоваться им она по ряду причин не может. Эта же тема в несколько ином преломлении звучала в вышедшем недавно романе Анастасии Максимовой «Дети в гараже моего папы»: каково это — нести груз ответственности за чудовищное зло, которое ты не совершал, и что можно сделать в этой ситуации?
«Пятно» Анны Пестеревой — мистическая повесть о странном доме в вымершей деревне, в котором оказывается в заложниках тридцатилетняя героиня Настя, попавшая в несерьезную, но неприятную автомобильную аварию на пустом Старом шоссе. То, что кажется ей шансом на спасение в заметаемом снегом поле, оказывается не тем, чем кажется: ее ждет почти месяц в плену старого дома со странным хозяином внутри — антропоморфной темной сущностью, которую она называет Пятном. В традициях герметичного психологического триллера здесь героиня не может выбраться буквально — она рада бы совершить действие, но дом ему сопротивляется. Проблема заложника реализуется в повести на двух уровнях, с усложнением: фактически залож-ника два — но с разной степенью свободы физической и психологической. Если Настя лишена возможности физического дейст-вия, но имеет внутреннюю интенцию к побегу, то Пятно может покидать пределы дома, но его держит внутри не то отчаяние, не то апатия, не то стокгольмский синдром. Настя и Пятно — персонажи-двойники, они парны на многих сюжетных и смысловых уровнях. Каждый из них, решившись наконец на действие, пытается исправить ошибку прошлого. Девушка — недавнего, Пятно — далекого. Оба испытывают болезненное чувство вины, требующей искупления, каждый по-своему относится к плену и воспринимает свободу. Таким образом, ситуация невозможности действия реализуется через систему зеркал — персонажи обращены друг на друга, демонстрируя читателю бесконечную рекурсию: завораживает, притягивает, но непонятно, где из всего этого выход. Впрочем, Анна Пестерева не идет по простому пути открытого финала, завершая историю логически — и вполне однозначно.
Три романа, выходящие практически в одно время (с разницей максимум в месяц), демонстрируют если не тренд, то как минимум интересную особенность современной прозы: сюжетно абсолютно разные, все они тем не менее ставят вопрос либо о невозможности поступка, либо о его бессмысленности.
