(Аксёнов В.И. Зазимок / В.И. Аксёнов — М.: Издательство К. Тублина, 2020)
Автор: Мария Тухто
Ролан Барт в статье «Слепонемая критика» отмечает, что современный критик любит «признавать себя невежественным профаном, неспособным понять „слишком умное‟ сочинение»[i]. Здесь Барт видит кокетство, ловкий ход, с помощью которого критик льстит читателю. Притворяясь непонятливым, он, во-первых, понуждает читателя согласиться с тем, что сложность интерпретации — это проблема автора, не сумевшего доступно изложить мысль, во-вторых, провоцирует лесть со стороны читателя: ведь последний скорее опровергнет неразумие критика, чем займёт позицию писателя.
По прочтении романа Василия Аксёнова «Зазимок» возникает соблазн занять позицию «критика-профана», признать: красиво, но непонятно, — и ограничиться дежурным историко-библиографическим описанием. Но красота текста, мастерски созданного автором, настолько завораживает, что бо́льшим соблазном, перед которым бессилен любой филолог, становится погружение в исследование структуры языка. А потому следующие несколько страниц представляют собой некий литературно-критический сюжет с эссеистскими отклонениями и претензией на литературоведческий анализ.
Два «Зазимка», или Вывихи сюжета
Василий Иванович Аксёнов (1953 г.р.) — ленинградский прозаик родом из Ялани. Печатался в самиздатском журнале «Часы», входил в «Клуб-81», где дебютировал с рассказом «Понедельник, 13 сентября» в сборнике «Круг» (1985). Известен книгами «Солноворот» (2004), «Малые святцы» (2008), «Время ноль» (2010), «Весна в Ялани» (2014). Лауреат премии Андрея Белого (1985).
Роман «Зазимок» публиковался дважды: в сборнике «День первого снегопада: Романы» (1990) и как самостоятельное произведение (2019). Второй вариант вышел более удачным: автор усложнил фабулу, сместил акценты, ощутимо изменил стили — и модернистское по задумке произведение заиграло на всех языковых уровнях.
Фабула произведения сложна и многослойна. Действие разворачивается в Ленинграде 1980-х. Лейтенант Шестипёров получает машинопись некоего Иона — приезжего из Каменска-Кемского писателя Ивана, покончившего с собой. В машинописи — роман, странный, многослойный текст, где смешаны фрагменты жизни Иона, яркие сцены из детства и лейтмотивы, связанные с дорогими ему людьми, мучительные воспоминания о родителях и признания «зеленоокой» Наде, жене его брата Николая, в любви… Здесь же — отказ из редакции с подробным разъяснением недостатков текста и советами почитать лингвистов. Отказ перемежается размышлениями Иона о вечном, новыми воспоминаниями и яланскими легендами.
Границы между текстом и реальностью нет: чтение машинописи оборачивается погружением в сознание Иона: поток бессвязных воспоминаний и ассоциативных мотивов, неуправляемый полёт мысли затягивает не хуже омута, и, вынырнув спустя четыреста страниц из произведения и не сразу отдышавшись, хочется, вслед за лейтенантом Шестипёровым, воскликнуть: «по-моему, у парня… либо не хватало, <…> либо лишние тут были, <…> эти… нейтроны-электроны… или… как он там… ионы»[ii]. Нелишним будет отметить, что Шестипёрова зовут Николаем, его жену — Надей, а новорождённого сына он собирается назвать Иваном. Но это не более чем совпадение, модернистская игра. Помимо Шестипёрова, машинопись Иона читают мальчик и женщина на улице Ленинграда (несколько листов улетают из распахнутого окна) и сосед Иона по коммунальной квартире: на обороте машинописи приходит счёт за квартплату.
На уровне композиции две редакции романа «Зазимок» различаются незначительно. В поздней версии автор добавляет третий эпиграф — цитату А. Введенского: «<…> И у меня основное ощущение бессвязности мира и раздробленности времени», — отчего «мальчик лет 11-12, или 15, или 40», «девочка лет 50-ти» — ленинградцы, читающие отрывки записей Иона, — а также повторы и сбои в нумерации страниц машинописи воспринимаются уже как откровенная отсылка к «Ёлке у Ивановых» (1938). В версии 2019 г. добавлен отрывок «Вместо предисловия» (в нём — воспоминания Иона о деревенском празднике накануне Покрова, красочное описание танца-топотуньи, который дети наблюдают, лёжа на печке) и послесловие, где писатель из 2019 г. строит догадки об авторстве текста машинописи, мистифицируя свои первые шаги в литературе: «Если автор этого „модернистского‟ текста — прежний жилец той комнаты на Большой Зелениной, в которой мы временно проживали с женой и двумя сыновьями, то я его зрительно знаю, встречал на нашем факультете. Если автор и герой — одно лицо, то он жив: я его видел в прошлый четверг в музее Достоевского, в „Клубе-81‟. Он, фамилию его не помню, как был объявлен — „начинающий прозаик‟, читал свой рассказ „Пятница, 13 сентября‟. Трагикомический. Для начинающих неплохо». Автобиографичность произведений Аксёнова упоминается часто, в то время как удивительному стилю писателя уделено незаслуженно мало внимания.
Роман-качели
Особенность модернистского текста заключается в том, что сюжетная линия в нём занимает чуть ли не последнее место. Главное в подобном романе — не «о чём написано», а «как написано», и подробный пересказ сюжета не умалит удовольствие от проживания ощущений, которыми переполнено произведение. «Зазимок» — это роман для ценителей стиля Платонова, образности Мамлеева и атмосферы Елизарова; это сплав тёмной безысходности русского быта и возвышенной поэтичности его восприятия.
Роман построен на взаимодействии двух противоположных сил — динамики и статики, жизни и смерти. Автор раскачивает этот маятник, и весь текст до последнего звука отзывается на движение сменами ритма, настроений, ощущений. Два начала постоянно подчёркиваются: это текст на грани поэзии и прозы, сна и реальности, вымысла и факта, потока сознания и сказа. В самом начале записей Ион признаёт, что бессилен отделить реальность от фантазии, что его память — независимо от него существующее начало, самовольное и безжалостное, — вытаскивает из омута воспоминания, диковинных рыб, сумрачные силуэты которых будоражат сознание поэта — и он бессилен не только повлиять на течение и сущность всплывающих картин, но и предсказать очередной поворот мысли: «Вспомнил это как былое, а написал, прочитал — и показалось мне, что никогда этого и не было. И тут, возможно, так: мысль высказанная есть ложь — ну, то есть так же»[iii].
В поздней версии Аксёнов не просто помещает текст 1990-го г. в композиционную рамку, но и тщательно работает над языком: меняет речевые обороты и порядок слов, подбирает синонимы, уточняет пунктуацию (с явным стремлением подчеркнуть ритм), переписывает звукоподражания. В версии 1990 г. после очередного внутреннего монолога о вечном Ион признаётся: «После недельной пьянки мне стыдно становится перед бабкой-соседкой за то, что я не глухой, как она, и совестно перед Юрой за то, что нет с моем сердце для него уголка»[iv]. В публикации 2019 г. не найти столь дотошных объяснений происходящего: она более фрагментарна, ориентирована скорее на работу с деталями и ощущениями, чем на сюжет. О том, что Ион спивается, читатель догадается лишь ближе к концу: в поздней версии автору удалось создать постепенный, неуловимый переход от возвышенного восприятия мира Ионом к безысходной реальности. Речь становится более психологичной: ритм говора следует внутреннему состоянию говорящего. Речь приобретает трагизм: самые главные фразы — реакция братьев, нашедших отца на болоте после гибели матери, или разговор братьев-соперников о Наде — воспринимается острее благодаря скупым, лаконичным фразам. Главное остаётся неназванным — и оттого чувствуется ярче. Стиль становится менее говорливым, но более насыщенным, вес слова усилен до предела: текст творит реальность, мир художественного произведения становится материальнее мира окружающего. Каждый произнесённый звук ощущается Ионом обострённо; слова материальны, осязаемы, рождены из пламя и света — и будоражат, не дают покоя, мучают сознание Иона: «Я только что произнёс: „Напою тебя чаем“. Фраза сорвалась и канула, как градина в пыли. Я бы не мог уже и вспомнить, какой она была и что значила, — лишь на губах осталось ощущение, выветриться которому делов-то — мгновение. <…> Ты говоришь: „Уютный“. Пока выявляю смысл этого слова, возникает перед глазами кузница возле Каменска-Кемского <…>. Александро́в выходил иногда на свет Божий, окачивался из бадьи зацветшей водой, смотрел угрюмо на ельник, затем на нас, мальчишек <…> и произносил басом: „Уютно, итие“. Услышав это неведомое нам, да и самому кузнецу, вероятно, в значении слово — не „итие“, а „уютно“, — как стая воробьёв, срывались мы с места и разлетались в разные стороны. Добравшись окольными путями и встретившись на другом конце села под огромным кедром, мы шёпотом друг другу говорили: „Уютно. Понял, не? Колдует, гад, ворожит чё-то. <…>“»[v].
Свободный поэтичный поток сознания подчёркивается мучительными попытками горожан-обывателей облечь мысль в слово, сформулировать и передать своё душевное состояние. Отрицательные герои бессильны соединить слова, нащупать связь между смыслами, и их речь по-платоновски причудлива и корява. Мир «Зазимка» иррационален. Зная это, поэт нащупывает свои, субъективные ассоциативные связи, а обыватель теряется и старается бессвязность бытия игнорировать. Сказ горожан стопорится, пестрит нуканьями и фразами-рефренами вроде «Ну а я говорю». Уютной остаётся только речь чудаковатых сельских жителей — сурового Фанчика с дырой вместо нижней челюсти, старухи Сушихи, что «ночью засыпает, беседуя с болью в суставах», или бабки Аграфены: «Вот змеёныш, вот де чинарик-то замызганный, трёх классов, шшанок, по-путнему ишшо не окончил, а курит, сопляк, взатяжку, <…> дыхнуть в избе нечем, как на конюховке»[vi]. Речь живёт, журчит, сбивается с мысли и вновь выправляется.
Через обе редакции романа — лейтмотивом — проходит фраза-рефрен «А там, в небе». Она появляется после длинных пьяных монологов Иона, после подробного описания бытовой пошлости — вечным напоминанием; она выдёргивает героя из омута житейского и засасывает в омут потустороннего прошлого. Ион — поэт. Выросший в начале 60-х романтик, он из последних сил сопротивляется грязи жизни, отказывается признавать реальность, существует в параллельном, уютном мире грёз и воспоминаний. Аксёнов изображает безжалостное разрушение иллюзий, вытягивание человека из сумрака бытия на поверхность быта — и гибель того, кто не способен с этим бытом мириться. Ион разочаровывается в юношеских идеалах, теряет всех близких — и даже первая любовь, девушка, чей образ на долгие годы отпечатался в памяти символическим голубоватым светом из окон, спустя десятилетия предстаёт перед главным героем уже не Прекрасной Дамой, а обычной, земной, многим и многому доступной женщиной. На уровне еле ощутимых намёков автор показывает, как избыточное уклонение в сторону динамики, подвижности сознания влечёт за собой соскальзывание в её противоположность — смерть. Мучимый приступами страха и неопределённости Ион находит стабильность в сведении счетов с жизнью.
Блики, или Приложение к основному
Так называется третий роман в сборнике «День первого снегопада». Так озаглавлена вторая папка, которую находит повествователь в конце романа 2019 г. При первом прочтении «Зазимка» возникает ощущение, будто всё в тексте — блики, всё — приложение, всё — не основное. Это обманчивое впечатление оборачивается центральным художественным приёмом. В этом мире всё ненадёжно, всё стремится исчезнуть, вспорхнуть, взметнуться, рассеяться, как туман над болотом. Это мир-калейдоскоп, в котором всё меняется, мелькает, переливается и перетекает, как слеза в глазу с застрявшей соринкой. Поэтому так важна игра света, поэтому текст пронизан бликами и всполохами: ничто так не отражает импрессионистическую манеру письма.
Роман написан в приглушённых тонах: светлому, яркому, солнечному летнему дню, в течение которого Шестипёров читает машинопись Иона, противопоставлены сумерки памяти героя, серо-свинцовые, размытые, полузабытые образы детства, которые цепляются друг за друга, переплетаются по каким-то своим, одному автору известным законам. Здесь — удивительное мастерство автора: выстраивая поток сознания, он не уклоняется в бессмысленное чередование впечатлений; полная свобода, с которой сменяются сюжеты, лишь кажется небрежностью. Все ассоциации аккуратно выстроены, за внешней бессмыслицей проступает тончайшая работа: ни один образ не помещён просто так, каждое упоминание несёт свой смысл и необходимо для понимания сюжета и характеров. Путаная фабула схожа с детективным сюжетом: элементы не дают ясного представления о целом, которое они обозначают; каждая новая ситуация воспринимается как полноценное, законченное полотно лишь благодаря накопленным ранее деталям, которые постепенно занимают положенное им место и из незначительных превращаются в ключевые. Возникает удивительный эффект образного единства, текста-реки, в котором каждый незначительный элемент сюжета крайне важен для погружения в ключевые события — причём, детали и образы не всегда привязаны к тому же хронотопу, что и связанное с ними событие. Одни и те же воспоминания — разговор с первой возлюбленной, которая предпочла Иону полковника, поход всей семьёй за водой зимой — возвращаются снова и снова, обогащённые новыми вкусами и запахами, иной оптикой, другим стилем.
Благодаря накоплению деталей возникает ощущение кружения, вихря смыслов. Недаром важным образом, связующим все миры и эпохи, выступает ветер — то игривый городской ветерок, рассыпающий листы по улице, то сумрачная метель, несущая гибель. Ветер (как и другие явления природы) олицетворён, отражён в поговорках, которыми пестрит речь сельских жителей: он — сама жизнь, сама судьба, её дыхание, её переменчивый нрав, порой такой же буйный, как и у отца Иона. Ветер несёт героев, управляет их мыслями и поступками, даёт силы идти дальше и выветривает воспоминания.
Отец и сын
Тема тоски по родной Ялани, воспоминания о детстве и родном доме — основа творчества Аксёнова. Важными образами в «Зазимке» становятся родители Иона — горячо любимая мать, которую он теряет в первый день зазимка, и так же страстно ненавидимый отец, на принятие которого уходят десятилетия. Кто-то из критиков уже отмечал вечный мотив возвращения блудного сына, свойственный творчеству Аксёнова. В молодые годы Ион ужасается, когда находит в себе черты отца, и отчаянно стремится от них избавиться: «<…> если, не дай бог, отцовское что-то сам или с чьей-то помощью находил в себе, то весь свой дух, словно пса цепного, спускал и натравливал на отмеченное сходство, чтобы и помину от отцовского наследства не осталось. И ломало меня, и корёжило, и в бреду по постели пластало, а как — и стыдно вспомнить! Ходил — ноги вывёртывая, лишь бы походку изменить; говоря, голос искажал — зачем, Господи?»[vii]. Ненависть героя оправданна: Орест Павлович Несмелов, красноармеец, усть-кемский участковый — это буйный, гневливый ребёнок со свирепым нравом; в припадках ярости он крушит всё вокруг, однажды калечит старшего сына Николая, всячески отлынивает от работы (то во время покоса весь день мастерит полочку для мыла во дворе, то охотится на ворону, которая это мыло ворует), платит алименты нескольким женщинам и периодически «уплывает на облаке» — надолго пропадает из дома либо напивается. Узнаваемый по любимому выражению — «скотский род» — отец становится мучителем сына. Невольно вспоминается роман М. Елизарова «Земля» (2020), главному герою которого, Владимиру Кротышеву, не сразу удаётся принять дурной нрав своего отца: «Годы спустя я понимаю, что в глубине своей неуживчивой натуры он не был ни гордецом, ни занудой, всю жизнь искал человеческого тепла и понимания, а больше всего на свете боялся оказаться в глупом или смешном положении. Этот страх, вкупе с поисками “правды”, сгубил его карьеру и поломал жизнь»[viii].
«Зазимок» раскрывается как путь Иона к себе через стремление понять отца. В версии 2019 г. Аксёнов заостряет эту тему, переименовав Иона (И.О.Н.) из Истомина Олега Николаевича в Ивана Орестовича Несмелова. Всю жизнь скрывавшийся за поэтическим прозвищем, в день смерти отца Ион становится Иваном: с момента похорон ни он сам, ни окружающие не вспоминают когда-то сконструированное имя. Мысленно перебирая памятные эпизоды из своей юности, Ион ищет в образе бессердечного отца-атеиста, когда-то сжёгшего материнское Евангелие, человеческие черты. И память, щедрая на жестокие удары судьбы, постепенно вытаскивает на поверхность, одно за другим, воспоминания: отец, рискуя жизнью, отталкивает сына от падающей сосны в лесу, прячет женщину, на которую написали донос, и свирепеет, когда та предлагает ему взятку. Сокрушительным ударом для Ореста Несмелова становится гибель жены, утонувшей в болоте: жестокий человек, не раз избивавший её до полусмерти, он несколько дней не выходит из бани и истошно воет в лесу недалеко от свежей могилы. Лишь спустя несколько десятилетий, снова и снова воскрешая в памяти первый день зазимка, Ион понимает, сколько горя нёс в себе его отец и какой мукой обернулось для сурового красноармейца неумение выразить свою любовь.
«Зазимок» — это бесконечно сложный и столь же увлекательный роман. Современных критиков часто упрекают в том, что художественная ценность их рецензий значительно превосходит качество рецензируемого текста. В случае Аксёнова переживать за несоответствие статьи произведению не приходится: можно перестраивать анализ вновь и вновь, попутно раскрывая в тексте Аксёнова дополнительные смыслы — и всё равно читатель, будь то ценитель модернистской литературы или скептически настроенное по отношению к последней лицо — найдёт в «Зазимке» свои, иные, неожиданные грани, будет утянут в омут текста-реки и надолго подпадёт под обаяние удивительной речи.
декабрь 2022 г.
[i] Барт, Ролан. Слепонемая критика // Ролан Барт. Мифологии. — М.: Академический Проект, 2008. с. 97–99.
[ii] Аксёнов В.И. Зазимок / В.И. Аксёнов — М.: Издательство К.Тублина, 2020. с. 167.
[iii] Там же, с. 7.
[iv] Аксенов В. День первого снегопада: Романы. – Л.: Сов. писатель, 1990. с. 216.
[v] Аксёнов В.И. Зазимок / В.И. Аксёнов — М.: Издательство К.Тублина, 2020. с. 8.
[vi] Там же, с. 11.
[vii] Там же, с. 28.
[viii] Елизаров М.Ю. Земля / М.Ю. Елизаров – М.: Издательство АСТ, 2020. с. 31.
Василий И. Аксёнов. // Премия Андрея Белого. Архив самиздата. — URL: Премия Андрея Белого | АКСЁНОВ Василий Иванович (belyprize.ru) (дата обращения: 10.12.22).
Крусанов П. Пламя родной Ялани и другой Василий Аксёнов // Литературная газета, № 25 (6839), 22.06.2022. — URL: Пламя родной Ялани — Статьи — Литературная газета (lgz.ru) (дата обращения: 13.12.22).