Рассказы, вошедшие в этот выпуск журнала, были написаны студентами школы писательского мастерства Band на курсе «Ровесник». Темой курса стали взросление и поиск себя, в том числе поиск своей формы и приемов, которые помогут раскрыть свой потенциал. Мы попросили редакторов курса немного рассказать о историях, которые они отобрали для публикации, и о пути, который проделали их авторы от первых текстов до итоговых работ.
Мария Лебедева[1]:
Марина Кениг-Зурикашвили и Саша Милованова были одними из моих студенток на курсе «Ровесник»: я читала каждый присланный текст и давала комментарии — предлагала редактуру, задавала множество вопросов и отвечала на них, а то и составляла персональные книжные списки.
Эти маленькие истории выросли в большее, чем хорошее домашнее задание на курсе: теперь перед нами законченные и целостные рассказы. Они немного похожи: оба рассказывают о непростых эпизодах в жизнях героинь, в обоих важны детали и полутона. Они отличаются: один вы прочитаете почти в неизменном виде, другой переписывался несколько раз, один вырос из желания рассказать о поколенческой проблеме, другой — из нечеткой картинки. Они оба точно заслуживают вашего внимания.
«Албибэк» Марины Кениг-Зурикашвили — яркая, эмоционально достоверная и жуткая от своей обыденности зарисовка о девушке из Тбилиси начала девяностых. Написанное в одно слово кириллицей терминаторовское «I’ll be back», здесь становится и затаенной угрозой, и символом тупой, механической силы, подавляющей другую личность. Казалось бы, где паренек, выдумавший во время службы на таджикско-афганской границе, что у него есть отношения с едва знакомой девятнадцатилетней девушкой — и Терминатор, кибернетический убийца, призванный уничтожить девятнадцатилетнюю Сару Коннор? Но они оба неотступно преследуют женщин, одержимые лишь одной целью — уничтожить, прямо или косвенно. Из-за этого чувства тотального контроля, показанного писательницей осторожно, исподволь, «Албибэк» ощущается страшнее схожего тематически «Кошатника» Кристен Рупеньян. Скорее, он ближе нетфликсовскому «Олененку», где главный герой Донни — молодой белый мужчина, а потому абсурдным образом оказывается почти в столь же уязвимом положении, как и безымянная героиня рассказы Марины Кениг-Зурикашвили. В сериале рассказы Донни о том, что его преследует женщина, не принимают всерьёз из-за сложившихся стереотипов. Также с героиней этого рассказа: общественные установки, лишь немного пошатнувшиеся в описываемый период, затыкают девушке рот, не давая права обвинять кого-то, кроме себя самой. Ты сама отвечала на его письма, ты сама пришла к нему в дом, ты сама виновата в том, что вот-вот случится — или всё же нет?..
История Саши Миловановой с первой же строчки вовлекает читателя в непростую игру — в которой ему придется по фрагментам восстановить, что же произошло и чьими глазами мы смотрим на мир. Тонкий, грустный и наполненный необычными образами рассказ об утрате, боль от которой не стихает даже много лет спустя или готова, наконец, отступить. О невозможности примирения или о первом шаге к нему. Это как прочесть — и писательница милосердно оставляет нам разные возможности интерпретации эпизода из жизни героини по имени Ася, когда-то давно оставшейся без самого близкого человека. Этот рассказ из двух частей (загадка в первой и разгадка во второй) становится очень личным переживанием не только из-за того, что читателю напрямую предлагается встать на место Аси. Дело, скорее, в том, как именно писательница сдвигает пространственные и временные границы, сначала давая очень запоминающуюся, хоть и несколько сюрреалистичную картинку, а затем проводя от неё тонкие нити в реальность — и читатель-соучастник оказывается один на один со всеми возможными ответами. Как и Ася, как и девушка в темной комнате. И всё же не вас с героями заперли, а их заперли с вами: рассказ Саши Миловановой не принуждает, не диктует, а подводит к тому, чтобы выглянуть из собственной темной коробки, чем бы она ни была.
Кристина Гептинг[2]:
Курс «Ровесник» в школе Band — экспериментальный. Знаю, что школа, затевая этот проект, сомневалась: а что будет в итоге? Теперь можно констатировать, что всё получилось: по крайней мере я нашла в текстах студентов и эмоциональную глубину, и достоверность, и то, за что я ценю первые опыты писателей — поиск собственного авторского голоса, которым только и стоит говорить о хаосе жизни.
В «студенческих» зарисовках Ирины Ширмановой звучит тема взросления — взросления в студенческом общежитии. Конечно, это не сериал «Элен и ребята». Это будто бы бытовые рассказы о студенческих буднях, но они не так просты: читая их, слышишь неповторимую музыку повседневности. Для большинства из нас — кому уже не 20 и кто в этот возраст уже не вернется — это ностальгические тексты про «верни мне мой 2007-ой», которые читаешь и будто возвращаешься домой. Даже если это не дом в привычном смысле слова, а общежитие. Ирина Ширманова пишет, в основном, о молодых девушках, а значит, об индивидуальности и самоидентификации, свободе и новых возможностях, которые есть, но которых будто и нет. Это и приятное ностальгическое чтение, и вместе с тем — тревожное.
Александр Матвеев работает в поле автофикшна, а главной его темой становится осмысление смерти. Но в нее «зашиты» как минимум еще несколько: взросление с его принятием утрат, культурные и семейные связи, проживание прошлого опыта в настоящем. Говорят, это и есть «модный» автофикшн. Может быть. Вместе с тем я не знаю тем для книги молодого автора более традиционных и «устоявшихся», чем эти. А я надеюсь, что из небольших рассказов Александра Матвеева, которые я рецензировала на курсе, вырастет именно книга.
Эссе Ангелины Малиновской начинается с будто бы мизогиничного выпада самой авторки. Читаешь — и тут же споришь внутри себя: был бы это чей-то пост в телеграм-канале, руки бы зачесались что-то ответить. Однако, дочитав до конца, понимаешь: это авторская уловка. Конечно же, Гера-Ангелина прекрасно понимает, где корни чрезвычайно распространенной болезни — мизогинии. И уж точно не сами женщины — носительницы ее вредоносных бацилл. Это эссе, с одной стороны, предельно личный текст. А как мы знаем, «личное — это политическое». Однако если многое «политическое» мы изменить сейчас не в силах, то личное — да. Вот и Малиновская в финале эссе пишет: «Если у меня получится, то однажды я увижу в зеркале женщину, которой хочу быть, — свободной теперь уже от внутреннего заклятья мизогинии».
Кристина Куплевацкая[3]:
Мы задумывали курс «Ровесник» как взлетную полосу для молодых авторов. Молодых по возрасту или писательскому опыту — начинающих, азартных, питающих надежды. Эта молодость и неофитство дает нашим авторам много преимуществ, например, свежесть высказывания и уникальный голос, которые матерые писатели часто теряют в попытках лавировать между глубокой включенности в тему произведения и холодностью наблюдателя.
Молодость как переходный период характеризует лиминальность, некоторый порог, через который следует переступить, чтобы изменить социальный статус, возрастной период, систему ценностей, степень ответственности за собственную жизнь и многое другое. Этот период пугает и интригует, вызывает недоумение и восторг, требует обозначения границ.
Так, в рассказе Татьяны Пятковой «Сын человека-великана» маленький герой в почти пасторальных декорациях деревенского лета обнаруживает границы между своим и чужим, обыденным и магическим, мальчишеским и мужским. Первым робким шагом к собственной системе ценностей становится для него принятие предательства со стороны приятеля и новые смыслы, открывшиеся в древних мифах.
У героев рассказа Екатерины Бутенко тоже есть своей рубеж, за которым началась если не новая жизнь, то новый ее период. Наивные молодожены в розовых очках неестественных размеров, получив в наследство бабушкину квартиру, уверены, что смогут жить там припеваючи. Вместо этого изнеженные романтическими мечтами жених и невеста должны ликвидировать затянувшуюся коммунальную катастрофу, постепенно обрастая новыми ролями в собственном семейном спектакле. Путь молодой любви сквозь ремонт тёмен и тернист, особенно если под ногами путается лысый демоненок.
Героиня рассказа Анастасии Кобыжча переживает другой переходный период жизни — устраивается на новую работу, возможно, первую. Автор решает показать этот нервный этап не через уникальные переживания новичка в коллективе, а с помощью масштабирования абсурдных ситуаций, с которыми всякий мог встречаться на новом месте работы. Все рабочие процессы в крупной компании заменены неукоснительным следованием бессмысленным канцелярским формулам и предписаниям. Форма, которую выбирает Кобыжча, схожа с позднесоветским фельетоном, но некоторые детали рабочего дня описываемой корпорации не дают сомневаться в актуальности текста.
20 ноября 2024 г.
[1] Мария Лебедева — писательница и литературный критик, автор романа «Там темно». Кандидат филологических наук, выпускница Школы культурной журналистики. Как литературный критик получила премии «Литблог» и «Русские рифмы. Русское слово». Публиковала рецензии в «Вопросах литературы», на порталах Прочтение, Bookmate journal, Лиterraтура, Мел и других. Вместе с Натальей Ломыкиной вела подкаст «Девчонки умнее стариков» о книгах премии Ясная Поляна.
[2] Кристина Гептинг — писательница, редактор, журналистка. Лауреатка национальной премии «Лицей», тексты номинировались на «Национальный бестселлер», «НОС», Премию им. Исаака Бабеля. Публиковалась в издательствах «Эксмо», «МИФ», «Самокат».
[3] Кристина Куплевацкая — книжный обозреватель, литературный критик. Член жюри премии «Ясная поляна» в номинации «Молодость», член жюри премии «Вавилонская рыбка». Обозреватель ямальского окружного портала «Красный север» и «Ямал-Медиа», ведет телеграм-канал «Книжная среда Куплевацкой». Финалист премии «Литблог», победитель конкурса «Искусный глагол», победитель премии «Блог-пост».