(Наспини С. Кислород / Саша Наспини; пер. с ит. Н. Кулиш. — М.: Синдбад, 2023. — 224 с.)
Прочитав аннотацию романа Саши Наспини «Кислород», мы узнаём о похищении Лауры (её четырнадцать лет держали взаперти), а также о том, что обвиняют в этом профессора Карло Мария Балестри, у которого остался сын Лука. Логично предположить, что нас ждёт история о расследовании преступления и о взаимоотношениях маньяка и его жертвы. Однако уже в начале первой главы нам становится известно, кто виноват в случившемся, а познакомившись с книгой полностью, мы понимаем, что жизни Лауры в контейнере посвящена лишь одна глава.
Обращает на себя внимание режим повествования. Если перед нами история, где право голоса получают сразу несколько персонажей, закрадывается мысль о том, что ситуация в романе настолько неоднозначная, что одного рассказчика недостаточно. А значит, нам предложат взглянуть на неё с разных ракурсов. Отчасти это так. Ведь жертвой маньяка оказывается не только Лаура. Так или иначе пострадало всё ее ближайшее окружение. Вспоминаются слова одного из персонажей: «Я появился на свет благодаря пересечению множества дорог». Похищение Лауры тоже точка пересечения нескольких судеб. Однако герои рассказывают не о том, что случилось, а о том, что происходило дальше.
«Кислород» Саши Наспини — история о людях, в жизни которых из-за страшного события остановилось время. Есть ли у этих людей будущее?
Интересно, что этот вопрос раскрывается в романе на трёх уровнях. Во-первых, из содержания романа следует, что Карло Мария Балестри задерживают на глазах у его сына. Лука фактически является продолжением своего отца. Но после произошедших событий он совсем не хочет быть на него похожим. «Человек, который породил меня и которого я знал всю жизнь, принадлежит прошлому», — говорит Лука. И это для него не меньший удар, чем осознание того, что его отец — «монстр с побережья». Если Карло Мария Балестри, образ которого изначально устремлён в прошлое (ведь даже научные интересы профессора сводятся к изучению истории всех вещей и явлений), условно выходит из игры, его сыну необходимо строить будущее. И это ему дается нелегко: «Я не делаю ничего плохого. Я воображаю себя ангелом-хранителем девушки, которую мой отец держал в заточении, потому что это помогает мне выжить».
Во-вторых, вопрос о будущем персонажей решается на уровне формы. Кто эти люди, от лица которых идёт повествование? Сын маньяка, Лаура, мать Лауры… Иными словами, это жертвы произошедшего. Права голоса лишён только профессор. Это наводит на мысль, что рассказчиками становятся только те герои, у которых есть будущее. Как они себя в нём осознают? — это уже другой вопрос. Но каждый из них продолжает жить и учится это делать заново.
Несмотря на то, что мы не слышим го́лоса похитителя, в нашем воображении воссоздаётся его образ. Так происходит благодаря тому, что сын профессора Лука рассказывает, каким был его отец до ареста. Не раз в романе подчеркивается, что Карло Мария Балестри — профессор антропологии, преподаватель в университете и известный ученый. А значит, похищение девочки получает статус не только преступления, но и страшного эксперимента.
Кроме того, в главе о жизни Лауры в контейнере повествование идёт от третьего лица, а не от лица самой Лауры. Чем это мотивировано? Вероятно, в этой ситуации писатель выбирает такой режим повествования в том числе и затем, чтобы показать поведение похитителя с нейтральной стороны. Штрихами к его портрету становятся высказывания персонажей из других глав. В главе, где рассказчиком является мать Лауры, читаем следующее: «Он выбирал девочек, чьи отец и мать не имели родных и друзей, а по уровню достатка располагались по середине между средним и бедным классом», потому что «люди с ограниченными средствами — слабые противники».
А что мы узнаём о героях, которые сами рассказывают о своей жизни? Существование Луки сводится к тому, что он либо выслеживает Лауру, либо пытается проанализировать своё прошлое. Так он, будучи физически на свободе, оказывается в плену у прошлого. Перед Лаурой же, которая четырнадцать лет провела в ошейнике, в четырёх стенах и без доступа к внешнему миру, открыто информационное пространство. Она читает и пишет статьи на разных языках, пользуется интернетом: «Лаура — свидетель всемирной революции. Она наблюдает за ней будто из ямы в центре земли». Это приводит к тому, что Лаура становится для профессора источником информации: «…если она остановится, остановится и он, и отсюда вопрос: кто кого держит в клетке?»
Подобная мысль звучит и в главе, где слово берёт мать Лауры и делится своими чувствами о возвращении дочери: «Лауру вызволили из клетки, но она заперла в клетку нас». Дело в том, что после похищения Лауры мир её матери полностью рассыпается, и она собирает его заново. Когда Лаура возвращается, в жизни её матери вновь всё меняется — образ будущего, которое она возводила у себя перед глазами, разрушается: «…мое прошлое постучало в дверь и растоптало все наши надежды».
Рассказчиком в главе «Куклы» становится подруга Лауры. Но она не произносит своего монолога. Мы слышим её разговор с мужем, который убеждает её отказаться от проблем прошлого: «…хватит этих причуд <…> завтра пойдем к специалисту». Она на каждую его реплику отвечает: «ладно», даже в те моменты, когда с ним внутренне не согласна. Получается, что, с одной стороны, её не отпускает прошлое — она постоянно ощущает присутствие своей подруги — а с другой стороны, она ведёт себя как жертва рядом с человеком, который прокладывает перед ней дорогу в будущее.
Следовательно, будущее формально есть у героев, которым дано право рассказать свою историю: они на свободе, их жизнь после произошедшего продолжается. Однако они себя в этой жизни не находят.
Наконец, вопрос о будущем в романе раскрывается на иносказательном уровне. Идея «ребёнок — символ будущего» в романе «Кислород» получает неожиданную трактовку. В том, что писатель обращается именно к ней, не остаётся сомнений. Название заключительной главы — «Прообраз будущего» — тому подтверждение. Получается, что, читая роман, мы в той или иной степени наблюдаем за представителем каждого поколения семьи профессора Карло Мария Балестри. Казалось бы, образ ребёнка навевает мысль о продолжении. Другой вопрос: о продолжении чего? Одно дело, когда страшные слова произносит учёный-экспериментатор, похититель девочки, а совсем другое — когда те же слова повторяет ребёнок, личность которого только начинает формироваться. Несмотря на то, что в финале романа мы видим ребёнка, круг событий замыкается.
Примечательно, что подруга Лауры, когда рассказывает свою историю, ждёт ребенка. Если родится девочка, она хочет назвать ее Лаурой. Иными словами, своему будущему героиня готова присвоить имя из прошлого, ведь её имя Лаура дала кукле, «которая с ней делила одиночество четырнадцать лет».
Образ куклы тоже символичен. Кукла как знак человека, как его образ-символ. Когда Лаура, находясь в контейнере, разговаривает с куклой, во-первых, возникает вопрос о соотношении живого и неживого, а во-вторых, мы проводим параллель между Лаурой и куклой: Лаура в руках похитителя — та же кукла.
Ключевым же образом-символом романа становится дорога: «…если оглянуться, ты заметишь дорогу от прошлого к настоящему». Если с прошлым и будущем героев всё понятно, что происходит в их настоящем? Точнее — в настоящем тех историй, которые герои рассказывают.
Вернёмся к началу романа. В тот вечер, когда профессора арестовывают, между отцом и сыном — «обычный поединок: кто первый не выдержит и заговорит с другим». Чуть позже узнаём, что, оказавшись взаперти, Лаура страдает не только от состояния несвободы и одиночества, но и от молчания: «…девушка утверждает, что за четырнадцать лет заключения твой отец не сказал ей ни слова». Когда Лаура возвращается домой, её мать признается: «В первые дни я не могла говорить с ней. Приходилось заставлять себя <…> словно выблевывать камни».
Настоящее в романе — это слово сказанное или недосказанное. Молчание и тишина сравнимы с тем же отсутствием свободы. А в слове и его выражении герои находят освобождение. Будучи в заточении, Лаура «читает книгу вслух, и этим хочет показать, что существует». «Когда дождь перестает, слышно, как падают редкие капли, снаружи слышатся удары, похожие на крик. Вот чем ты была когда-то», — говорит о себе Лаура. Показателен эпизод, когда её находят полицейские: «<…> затем происходит что-то невероятное — к Лауре кто-то прикасается». В романе «Кислород» физическое прикосновение сравнимо с прикосновением слова. Жест полицейского говорит о возвращении Лауры к жизни. Подобное происходит с матерью Лауры, когда она слышит речь другого человека: «Иногда я останавливала какого-нибудь прохожего, спрашивала: „Который час?‟ Так я спасалась от паники. Видела лицо человека, обменивалась с ним взглядом, слышала его речь».
Написанное же слово становится посланием и символизирует в романе мольбу о помощи. Сын профессора, будучи подростком, писал письма своей подруге и делился в них переживаниями в надежде, что она его поймёт и поддержит. Лаура же писала статьи на разных языках, но в них «послание всегда одно и то же: „Помогите! Меня похитил Карло Мария Балестри‟».
Примечательно, что истории персонажей обрываются на полуслове. Создаётся впечатление, что мы узнаём о произошедшем фрагментарно. С одной стороны, это удивляет, потому что не возникает ощущения завершённости, которое обычно сопутствует окончанию главы того или иного произведения. А с другой — возникает вопрос: могут эти герои-рассказчики, пережив те события, говорить менее сбивчиво? «Мы постигали темную сторону жизни, еще не умея объясняться на этом новом для нас языке», — говорит мать Лауры.
Похищение Лауры для героев-рассказчиков становится точкой отсчёта. У них есть будущее. Они ищут новый язык. Они понимают, что «два одиночества не суммируются в свободу». Но вместо того, чтобы двигаться дальше, они продолжают решать вопрос: «Так кто кого запер?» — снова и снова возвращаясь в своё прошлое.
15.08.2023