(Гайнанова Ю. Бутылка. Книга для тех, кто любит выпить. — Издательство «Городец», 2021. — 240с.)
Прикладная актуальность темы борьбы с алкоголизмом — контрапункта «Бутылки» — очевидна, и ближе к концу рецензии мы об этом ещё скажем. Но не менее любопытно поговорить об этой книге и как о явлении непосредственно литературном.
Дело в том, что книга Юли Гайнановой цепляет три популярных жанра сразу — причём цепляет крепко, увесисто. Тем удивительнее, что ни один из этих жанров будто бы не принял «Бутылку» за свою. В рейтингах поп-психологии продолжают главенствовать водянистые переводные бестселлеры про виктимблейминги и газлайтинги, перемежаемые традиционным «успешным успехом», и лишь редко промелькнет в этом ряду что-то отечественное — и, как правило, про отношения. Или взять, допустим, автофикшн. Этот жанр сейчас — мета почти всякого креативного курса письма, многие начинающие автор(ки) дебютируют именно автофикшном, а с недавних пор он пробил дорогу и в премиальные списки. Однако ни падкие на «трендовое» книжные блогеры, ни бегущие за комсомолом критики «Бутылку» тоже не особенно заметили. Наконец, можно вспомнить и про такой редкий жанр, как книга-диалог: удачные примеры литературного двухголосия можно пересчитать на пальцах.
Зато на литфорумах и порталах эту книгу любят по-настоящему: отзывы на неё, как правило, пестрят искренними восклицательными знаками. А те критики, которые до «Бутылки» всё-таки добрались, трактуют её совершенно по-разному, но сходятся в убеждении, что перед ними что-то необычное и интересное. И что-то большее, чем просто социальная антиалкогольная агитка.
Впрочем, обо всём по порядку.
Книга-диалог: дуэт с незримым хором
«Бутылка. Книга для тех, кто любит выпить» — это диалог двух девушек, Юли (автора) и Карины. Точнее, не совсем диалог — скорее, полноценный равноправный дуэт. Пусть на обложку и вынесена лишь одна фамилия.
Частая проблема книг-диалогов заключается в том, что один соавтор — как правило, профессиональный литератор или журналист — выступает в роли интрвьюера и ведёт повествование. А второй (допустим, знаменитость) по мере сил старается подстроиться и по факту лишь отвечает на вопросы. Но читать трехсотстраничное интервью — такое себе удовольствие.
Здесь же всё не так. Две героини обмениваются историями из жизни, и после пары десятков страниц их не спутать — настолько они разные. И их опыт взаимоотношения с алкоголем тоже разный. У одной на становление этой зависимости, очевидно, повлияла семья, у другой — круг общения. Героини не задают друг другу вопросов — они выговариваются, и ноты, взятые ими, кажутся столь знакомыми, что хочется подпеть. Они не маргиналы, успешные образованные девушки — так ведь и мы такие же, не так ли? Книжки читаем, рецензии. Отчего же некоторые ситуации, описанные в книге, кажутся такими знакомыми? Только честно.
Автофикшн: как писать правдиво
Мода на автофикшн, кажется, уже начинает потихоньку сходить на нет, но до сих пор непонятно: какие русские тексты можно считать образцом жанра?
Оксюморонность самого феномена автофикшна не ограничивается противоречивостью названия: читателю предлагается поверить не только в художественную, но и в фактологическую правду того или иного текста. Поверить опыту и эмоциям героев как чему-то реальному. Но закалённому читателю сделать это вовсе не просто. Например, в таком-то бестселлере слишком много ярких тропов. Такая-то нашумевшая книга наполнена манифестами: а вдруг автор добавил автофикшну ради пресловутого социального комментария? А это «обжигающе правдивое повествование» и вовсе кажется наполненным намеренным утрированием, шок-контентом ради шок-контента — ну не может с героем происходить столько экзотических злоключений! Увы, это особенность жанра. Как говорится, где ваши доказательства? Их нет. Хочешь — поверь, хочешь — проверь; но проверить нельзя.
Думается, чтобы автофикшн вышел по-настоящему честным, его автор должен не думать о том, как написать Великий текст. Лучше поставить менее амбициозную задачу — и при этом не усердствовать с «родинками честности». И всё придёт само.
Ситуации, описанные в «Бутылке», будничны, просты и страшны. Без чрезмерной детальности как приёма — и оттого пугающе узнаваемы. Вот героиня вскользь упоминает о том, что как-то не смогла дойти до дома и охранник во дворе оставил ночевать её в своей будке. Если сюда насыпать деталей (допустим, у охранника был перекошенный бейджик, а наутро он предложил героине прогорклый растворимый кофе из треснувшей банки — и всё в таком духе), парадоксальным образом верить тексту будешь меньше.
Или лаконичная сцена, в которой героиня рассказывает о том, как узнала о смерти матери. Ох, каких бы натуралистичных и неаппетитных подробностей навертел бы здесь иной автор автофикшна! Но нет, повествование остаётся простым, местами даже суховатым, и лишь по одной оговорке («Думаешь, мне так уж хочется вываливать все эти подробности про свою мать?») можно и почувствовать масштаб горя героини, и ещё раз увериться в подлинности описываемых событий.
Недаром одна из краеугольных тем книги — тема стыда. Горе скромно, а падение всегда стыдливо. «Посмотрите во всех подробностях, насколько я мерзкий и как низко я пал», — поза довольно дешёвая и уж точно не имеет ничего общего с настоящим автофикшном. Героини «Бутылки» же могут не только быть честными с читателем, но и вовремя остановиться: им нужна подлинность, а не её эффект.
Психологический нонфикшн: важность общности опыта
В традиции западной популярной психологии со времен Карнеги (а то и раньше) принято рассказывать реальные истории, подкрепляя их очевидной моралью. Рейчел была слишком замкнутой, её бросил муж, но она смогла перебороть себя, стала заговаривать с незнакомцами, приобрела коммуникативные навыки — и теперь у неё всё хорошо. И вывод: учитесь общаться. Схема простейшая, но она работает гораздо лучше, чем самые мудрёные абстрактные рассуждения. Поколения читателей не дадут соврать.
Проблема заключается в том, что при переводе теряется главное — контекст общности менталитета и географии. Хоть убейте, сложно сочувствовать той же Рейчел, бегающей в 7-Eleven за рислингом от Domaine Serene, так же, как своей соседке из 49 квартиры. А отечественные книги подобного толка порой грешат примерами в жанре «история из семейного телешоу»: слишком они гладкие и причёсанные. Наконец, на русского читателя паточная нравоучительность и очевидная мораль зачастую не очень-то и действуют.
Гопники из школьных времён, передача «Криминальная Россия», журнал Yes!, песни «Руки вверх» и Ветлицкой — и одновременно Арбат, «Корчма» или Дубровка — стирают невидимую грань между героинями и читателем: вот оно, всё рядом, на улице и за стеной. Оттого действует, вовлекаешься. Ну а прямых дидактических нравоучений нет и во второй части книги, когда героини всё чаще начинают переходить от историй к размышлениям.
Ну и коротко — о практической цели книги. Конечно, если человек не хочет сам, бросить пить его не заставит ничто. Тем более книга. Однако «Бутылка» наглядно и безжалостно показывает (а не рассказывает и не проповедует) ненормальность, искривленность бытия пьющего человека. Без романтизации, без попыток нагнать туману — и при этом без белопальтовых нравоучений. А это уже немало. И возможно, эта книга действительно кому-то поможет — в самом прямом, а не метафизическом смысле этого слова.
15.08.2023