Лауреатом Международной Букеровской премии этого года стал роман болгарского писателя Георги Господинова «Времеубежище», в котором, как следует из названия, категория времени играет важнейшую роль. Список из одиннадцати (!) эпиграфов тоже акцентирует внимание именно на времени. Причём четыре из этих одиннадцати принадлежат перу Гаустина — учёного-мистификатора, героя этого самого романа Господинова, и ещё один, очевидно, самому писателю (иначе кто ещё может скрываться под инициалами Г.Г. в этом контексте, хотя следов работы «Начала и концы» поисковику найти не удалось). Таким образом читатель довольно быстро осознаёт, что его втягивают в какую-то литературную игру: неоднократно встретив незнакомое имя в списке: Томаса Манна, Филипа Ларкина, Шекспира, Эллиота, Леннона и Маккартни — невольно полезешь проверять, кто это такой.
Психиатр-геронтолог по профессии и мистификатор по судьбе Гаустин открывает медицинский центр «Лечение прошлым», на разных этажах которого создано то самое времеубежище, что вынесено в название: здесь смоделированы разные десятилетия прошлого века. Его задача — зацепить ещё живые воспоминания у пациентов с прогрессирующим Альцгеймером и тем самым замедлить развитие болезни. Однако в какой-то момент становится ясно, что созданная Гаустином клиника гораздо более широкого профиля: это доказывает неожиданный всплеск популярности этажа в стиле 1950-х. Причём запрос этот зачастую идёт от людей, которые не просто не страдают Альцгеймером, но и вообще родились гораздо позже, а потому пятидесятые помнить никак не могут. Мы имеем дело с наведёнными, неслучившимися воспоминаниями, которые оказываются предпочтительнее реального мира. В условиях максимальной нестабильности и непредсказуемости люди выбирают темпоральный эскапизм: хотя бы и кажущийся.
Идея остановленного времени не нова: достаточно вспомнить хотя бы «Бессмертного» Ольги Славниковой, «Авиатора» Евгения Водолазкина и фильм «Гуд бай, Ленин!». Однако во всех упомянутых произведениях моделирование искусственного времени осуществлялось без ведома «пациента» и было вынужденным, здесь же это осознанный выбор людей, поиск точки стабильности в прошлом, когда впереди гарантированные несколько десятилетий относительного покоя. Таким образом тема взаимоотношений человека с прошлым оказывается непосредственным образом связана с темой бегства, имеющей для мировой литературы вообще и для русской в частности большое значение. Не останавливаясь подробней на «Беглецах» Лермонтова и Чехова, а также на преломлении темы у Пушкина, напомним хотя бы о важной, но находящейся слегка в тени фигуре конца ХХ века — Александре Кабакове. Если герой его романа «Беглец» выбирал бегство пространственное, то в «Невозвращенце» и «Приговорённом» оно было как раз темпоральным. Теннеси Уильямс в «Стеклянном зверинце» писал, что «время — это самое длинное расстояние между двумя местами», смешивая тем самым хронологические и пространственные категории до неразличимости.
Упомянув «Авиатора» Евгения Водолазкина, нельзя не назвать и более поздние его романы, каждый из которых так или иначе работает с темой времени (или связанной с ним категорией памяти). В «Брисбене» (2018) центральный нарративный приём связан как раз с двумя временными линиями и двумя повествователями (не считая звучащего в эпилоге голоса автора, возвращающего нас в настоящее). Первая — главы из книги писателя Нестора, работающего над биографией главного героя музыканта Яновского: они охватывают период с 1972-го по 2000 год. Псевдоним писателя отсылает нас к «Повести временных лет» — летописному своду начала XII века. Вторая линия — дневниковые записи самого Глеба Яновского с 2012-го по 2014-й, в которых тоже временами встречаются краткие, почти фрагментарные воспоминания. Воспоминания эти практически лишены налёта ностальгии и меланхолии. Память здесь фиксирует энтропию, с которой герой уже практически смирился. Подобно тому, как Ветхий Завет содержит претексты новозаветных историй, зеркалит жизненный путь Христа, главы, написанные Нестором, предвещают события из дневника Яновского. И это ставит вечный вопрос о цикличности времени. Особые отношения с временем у Евгения Водолазкина и в «Оправдании Острова» (подробнее мы писали об этом в рецензии «Единство мимотекущего времени»¹). Перед нами роман-хроника, охватывающий период со средних веков до современности, её последовательно пишут разные летописцы и неизменно комментируют Парфений и Ксения — князья, родившиеся в Средние века и дожившие до наших дней. Через подобное фантдопущение автор показывает, что их внутреннее время течёт совершенно иначе, не так, как общее.
Княжеская чета наделяется авторским сверхзрением, зрением современного человека, глядящего в прошлое. Хронотоп романа очень сложен именно за счёт хроноса (пространство там сужено до одного острова), которое постоянно меняет свою природу, растягивается и сжимается. Историческое время в начале романа вязко и тягуче, неспешно: «люди ещё были полны райской вневременности. Стоя одной ногой в вечности, они ещё только привыкали ко времени». Но постепенно, с течением столетий, оно всё сильнее разгоняется и подминает людей под себя. Прошлому в романе противостоит будущее, а историческому времени — личное: и настоящее, и прошлое, данное нам в воспоминаниях, собственных и наведённых. Наконец, последний на данный момент роман «Чагин» посвящён проблеме памяти как мощнейшему инструменту и величайшему проклятию². Исидор Чагин — мнемонист, он помнит абсолютно всё и во время учёбы исследует феномен памяти (как та сороконожка, что пытается проанализировать, как она не путается в собственных ногах при ходьбе). Память как суперспособность противоположна воспоминанию: у Чагина это сохранение символов в собственном сознании, воспоминание же — это воображение о прошлом, которое никогда не тождественно себе самому. И потому четвёртая, заключительная, часть романа выстроена так, как будто все происходящие в ней события происходят одновременно: с реальным настоящим соседствует прошлое в настоящем, смоделированное воспоминаниями. Так память становится создательницей прошлого.
Теме памяти и нетождественных самим себе воспоминаний посвящён и дебютный роман Ромы Декабрева «Гнездо синицы» (2023). В нём цепочку событий запускает одна навязчивая сцена из прошлого, которая, однако, постоянно трансформируется. Воспоминание представляет собой не готовый файл, но сгусток образов, эмоций и ассоциаций, а потому в сознании закрепляются лишь какие-то опорные точки, картину вокруг которых мозг всякий раз выстраивает заново. Проблема подлинности личных воспоминаний, на которые оказывает влияние вторичная реальность произведений искусства, интернет-страниц и социальных сетей, находит отражение как в «Исландии» Александра Иличевского (2021), так и в «Гнезде синицы», герой которого пишет: «Память ловко подтасовывает карты, выставляя меня то в лучшем, то в худшем относительно действительности свете». Идея даже не в том, что одно и то же воспоминание героя каждый раз отчасти новое, а в том, что раз за разом отчасти новым предстаёт сам герой. Человек не управляет памятью, но память управляет человеком на бессознательном, инстинктивном уровне. Это то, о чём Иосиф Бродский писал в эссе «Меньше единицы»: «Память, я полагаю, есть замена хвоста, навсегда утраченного нами в счастливом процессе эволюции. Она управляет нашими движениями, включая миграцию. Помимо этого есть нечто явно атавистическое в самом процессе вспоминания — потому хотя бы, что процесс этот не бывает линейным».
Влиянию прошлого (губительному и разрушительному, но при этом позволяющему собрать и выстроить себя настоящих) посвящены и романы Веры Богдановой «Павел Чжан и прочие речные твари» (2021) и «Сезон отравленных плодов» (2022). Призраки и монстры былого никуда из жизней героев не уходят (и в этом смысле время, конечно, ничего не лечит, только растягивает боль во времени), но без осознания их как монстров герои не стали бы теми, кто они есть. При этом действие в «Павле Чжане» разворачивается в настоящем и будущем, а в «Сезоне» — в прошлом (1990-е) и настоящем.
Особые отношения с личным прошлым и большой историей складываются и у героев романа Евгения Кремчукова «Волшебный хор» (2023): Дмитрий Баврин не просто ловит флешбеки, он осознанно проходит в родном городе каждый день через собственное прошлое, бесконечно множа один и тот же день сквозь десятилетия, и тем самым физически присутствует сразу в нескольких временах. Настоящее — это не точка на временно́м отрезке, но вектор, начавшийся с рождения и длящийся в сейчас и дальше. И родной город, и человек сам по себе — это машина времени, поскольку они не только существуют в настоящем, но и заключают в себе множество воспоминаний. Любопытно, что именно такую метафору использует Гаустин, и она приводится в одном из эпиграфов к «Времеубежищу»: «Человек — единственная машина времени, которой мы располагаем». Если прошлое живо в человеке, значит, оно живо в принципе. Сопливый солипсизм, говоря языком папы мальчиков из «Кондуита и Швамбрании», возведённый в абсолют. Друг детства Баврина Михаил Протасов — учитель истории. Одно это уже символично, но Кремчуков усиливает эффект: Протасов не просто изучает историю, он пытается управлять ею, записывает её в обратном порядке, стремясь развернуть её вспять. И этот мотив роднит «Волшебный хор» с «Времеубежищем» Господинова: «вечером он садился, открывал эту свою общую тетрадь из школы, а рядом другую общую тетрадь; кажется, они только цветом обложек у него специально различались, и переписывал переписанную сегодня в школе энциклопедическую статью еще раз — из одной тетрадки во вторую. От руки. Слово в слово, точь-в-точь. Только в обратном порядке — от конца к началу».
Непрерывность времени, его постоянная повторяемость — объединяющее начало и в сборнике Владимира Лидского «Тёмная Лида» (2023). Время в том виде, как мы его знаем — совершенная абстракция, искусственно созданная и принятая людьми за истину категория, в подлинности которой можно — и нужно — усомниться. Жизнь и смерть человеческие, по Лидскому, это не что иное как смена биологических состояний, и именно в этом смысле смерти нет. Каждый из текстов сборника, написанный одним предложением, без точек — это часть общего, глобального метатекста, состоящего из множества историй, героев, сюжетов. Такой тип нарратива коррелирует с приведённой выше цитатой из Бродского и позволяет использовать в письме ризоматическую композицию, когда линейность не просто нарушается — никакой линейности вовсе не существует, а время и пространство разрастаются внутрь текста, в котором из какого-то смыслового центра расходятся разные линии, имитируя принцип человеческого мышления.
Наконец, ещё один роман, который нельзя не упомянуть в этом разговоре, — это «Валсарб» Хелены Побяржиной (2023), построенный на пересечении личной истории и коллективной памяти, памяти человека о том, чего он сам по себе помнить не может. К Девочке, живущей в мире слов, во снах и наяву приходят бывшие люди, которые рассказывают ей свои истории в надежде сохранить имена. Девочка живёт в романтическом двоемирии, для неё мальчик Моше, которого она (и только она) видела в детском садике лишь однажды, или Парень из Сквера настолько же реальны, как бабушка, пан Бог Дед или довольно неприятная учительница. Чужой памяти не существует. Особенно когда речь идёт о людях, которых зверски лишили и личной истории, и шанса на продолжение рода, и возможности остаться в воспоминаниях близких. Ребёнок — ненадёжный рассказчик, но существуют ли надёжные рассказчики в принципе? Если каждый человек не тождественен себе в разные моменты жизни, если даже про себя он вспоминает всякий раз по-разному, то романтическое мировосприятие ребёнка — лишь одна из возможных оптик, не более.
Приведённые примеры — лишь некоторые из огромного корпуса литературы последних лет, в которой темы времени, истории и памяти играют важную роль. Конечно, говорить о том, что эти темы открыты только сейчас, было бы большой ошибкой, но не заметить определённый фокус внимания современных — как российских, так и зарубежных — писателей на этих темах тоже невозможно. Кажется, мы снова живём в интересное время. В настолько интересное, что оно требует постоянной смены оптик и обращения к опыту прошлого для его осмысления и перезагрузки. К чему эти писательские усилия приведут, время, опять-таки, покажет.
15.08.2023
Примечания:
- Татьяна Соловьева. Единство мимотекущего времени // Юность, 2021. №1. — URL: https://unost.org/authors/tatyana-soloveva/edinstvo-mimotekushhego-vremeni/?ysclid=ljjw72l9x7175067300 (Дата обращения: 20.07.2023).
- Татьяна Соловьева. Воображение о прошлом. О романе Евгения Водолазкина «Чагин» // Юность, 2022. №10. — URL: https://unost.org/authors/voobrazhenie-o-proshlom/?ysclid=ljk4mmfhso556810683 (Дата обращения: 20.07.2023).